Ярославу предстояло принять непростое решение. Ведь те люди, которые явились в его страну, прежде известны были как злейшие враги Олава Святого. И именно им он должен был теперь отдать одиннадцатилетнего Магнуса. Так не предал ли они его, как уже один раз предали его отца? Они приняли серебро Ярослава, но, может быть, надеются на еще большее серебро от Кнута?
Ярослав «стал советоваться со своей женой и другими знатными людьми. Они решили послать гонцов к норвежцам (в Ладогу. - А. К) и пригласить и к Ярицлейву конунгу и Магнусу. Им обещали свободный проезд по стране. Когда они добрались до Хольмгарда, то было решено, что норвежцы, которые приехали, станут людьми Магнуса и будут ему служить, и это было скреплено клятвами Кальва и всех тех, кто сражался при Стикластадире против Олава конунга. А Магнус заключил с ними полный мир и поклялся, что он будет им верен, что и они во всем могут на него положиться, если он станет конунгом Норвегии»12. Ярослав потребовал от Эйнара и других «Лучших мужей», которые возглавляли дружину, принести клятву верности Магнусу, причем клятву эту должны были скрепить двенадцать человек. Несомненно, русский князь прекрасно разбирался в обычаях и законах скандинавских стан. Норвежские законы различали клятвы по числу соклятвенников, каковых могло быть один, трое, шестеро или двенадцать. «Клятва двенадцати» считалась самой редкой и самой нерушимой, ее использовали лишь в исключительных слаях13. «Хотя некоторым кажется, что это будет трудно сделать - потребовать с нас клятвы в чужой стране, - отвечал Эйнар Ярославу, - все же я полагаю, что дело пойдет лучше, если мы используем эту возможность». «И затем дали двенадцать самых выдающихся людей клятву, что они подержат Магнуса в его борьбе за звание конунга в Hopeгe и последуют за ним со всей верностью и укрепят его государство во всем». Эйнар (а по другим сведениям, и Кальв, сын Арни) объявил себя приемным отцом конунга Магнуса. Гарантом договора выступил князь Ярослав. Очевидно, что с этого времени Магнус перестал считаться его приемным сыном.
Последующие события подтвердили правильность расчетов русского князя. Зимой 1035 года Магнус покинул Русь.
Он получил поддержку в Швеции (прежде всего благодаря настойчивости его мачехи «королевы Астрид») и с большим войском вступил в Норвегию, где на его сторону перешло все население страны. Свейн бежал в Данию к своему брату Хардакнуту и здесь вскоре умер. Осенью того же года, «В ноябрьские Иды» (то есть 1 3 ноября 1035 года), в Англии скончался и король Кнут Великий. Следующей весной Хардакнут во главе большого войска подошел к норвежским границам, навстречу ему выступило войско Магнуса. Однако до битвы дело не дошло. Конунги встретились и по совету своих умудренных опытом наставников помирились друг с другом. Более того, было решено, что они принесут клятву побратимов и будут соблюдать мир, пока живы; если же один из них умрет, не оставив сыновей, то все его земли достанутся другому. Эта клятва была соблюдена в точности, и после смерти Хардакнута в 1042 году Магнус - правда, не без борьбы - стал правителем Дании. Впрочем, чрезмерное усиление Магнуса, кажется, не входило в планы Ярослава, и его отношения с норвежским и датским конунгом заметно охладели.
Но само утверждение Магнуса на норвежском троне, несомненно, стало большим успехом Ярослава. Он сумел навязать свою волю недавним противникам, а значит, заявил о себе как о политике европейского масштаба. К тому же он сдержал слово, данное Олаву, проявил твердость и последовательность в отстаивании интересов его сына, а это должно было упрочить его авторитет во всем скандинавском мире. Разумеется, русский князь постарался не упустить и те реальные выгоды, которые сулили Руси (и прежде всего Новгороду) распри и дрязги, потрясавшие его северных соседей. С одной стороны, он по-прежнему принимал на службу изгнанников из Скандинавии и использовал их по прямому назначению - в качестве военной силы. С другой, Ярослав не преминул воспользоваться общим ослаблением Швеции, Норвегии, а позднее и Дании для укрепления собственного влияния в тех регионах Восточной Европы, которые прежде входили в орбиту их влияния. Наверное, не будет преувеличением, если мы свяжем со скандинавской политикой князя Ярослава его известный поход в Восточную Прибалтику, о котором летописи сообщают под 1030 годом: «В то же лето пошел Ярослав на чудь, и победил их, и поставил град Юрьев»14.