Отметим, между прочим, одно обстоятельство, кажущееся весьма многозначительным: если во время ростовского княжения Ярослав назвал основанный им город своим княжеским именем - Ярославль, то теперь основанные им города получали названия по имени его христианского свято-
го - Юрьев, или, точнее, Гюргев. Можно полагать, что изменения в наречении новых градов отразили какие-то существенные и вполне ощутимые сдвиги, произошедшие в сознании русского князя. Но о них мы поговорим позже.
Завершая рассказ о внешней политике князя Ярослава в конце 20-х - первой половине 30-х годов XI века, нельзя не упомянуть еще об одном его военном походе, уникальное известие о котором сохранилось в Никоновcкой летописи. Под 1029-м, «мирным», годом летописец X века записал следующее: «Ярослав ходил на ясы и взял их. Сие же лето бысть мирно по всей земле Русской, отвсюду»46.
Очевидное противоречие, содержащееся в летописной статье, свидетельствует о соединении в ней дву разны источников. Относительно мира «по всей земле Русской» все ясно: об этом, напомним, сообщает под тем же 1029 годом и автор «Повести временных лет». Но откуда извлечено известие о походе Ярослава на ясов, то есть на аланов, живших в Предкавказье и на Северном Кавказе?
Ответа на этот вопрос мы не знаем. Никоновcкая летопись - источник поздний и очень сложный; далеко не все ее известия, относящиеся к X-XI векам, заслушивают доверия. Но и безоговорочно отбрасывать их не стоит, тем более что кое-какими сведениями об активизации русской политики на Кавказе как раз в конце 20-х - начале 30-х годов XI века мы располагаем и ясский поход Ярослава, пожалуй, вписывается в общую политическую ситуацию в регионе. Но если мы принимаем летописное известие об этом походе, то должны задаться еще одним вопросом: что могло подвигнуть князя Ярослава на военные действия на столь значительном удалении от Киева и Новгорода, в той части Восточной Европы, которая входила в сферу влияния отнюдь не самого Ярослава, но его брата, князя Мстислава Владимировича?
Очевидно, только необходимость совместных действий с братом. Напомним, что два года спустя, в 1031 году, Ярослав и Мстислав совместно действовали в Польше, причем инициатива исходила тогда от Ярослава. Вполне вероятно, что в 1029 году имел место такой же общий поход двух братьев, но на этот раз уже в ином направлении и по инициативе младшего из князей.
Нам мало что известно о внешней политике князя Мстислава Черниговского. Судя по молчанию источников и некоторым смутным намекам византийских хроник, его отношения с Византией и Печенежской Степью оставались вполне мирными. И вообще этот князь - несмотря на свою беспримерную личную храбрость - в зрелые годы, кается, не склонен был безрассудно ввязываться в войну, предпочитая добрый мир худой ссоре. Кавказ - пожалуй, единственное направление, в отношении которого имеющиеся в нашем распоряжении источники позволяют говорить о его заметной военной активности.
Отправляясь в Чернигов, Мстислав, по-видимому, оставил в Тьмуторокани своего сына, который известен нам лишь по своему христианскому имени - Евстафий47. (Его княжеское имя в источниках не сохранилось.) Насколько самостоятелен был Мстиславич в своей политике в отдаленном от остальной Руси «Тьмутороканском острове» и насколько вообще военные походы тьмутороканских русов тех лет могли контролироваться княжеской властью, мы не знаем. Зато знаем другое: именно в начале 30-х годов XI века «русская угроза» вновь, как и за много лет до этого, заставила содрогнуться многие районы Кавказа и Закавказья.