Еще одним соратником и советчиком Владимира в эти годы, по-видимому, стал будущий новгородский посадник и воевода Остромир, вошедший в русскую историю прежде всего как заказчик и владелец роскошного Евангелия, древнейшей датированной русской книги (1056-1057 годы). Права, в источниках он упоминается лишь в связи с младшим братом Владимира, князем Изяславом Ярославичем, ставшим после смерти отца (1054) киевским князем: «Сам же Изяслав князь правяше стол отца своего Ярослава Киеве, а брата своего (Владимира. - А. К.) стол поручил правити близоку своему Остромиру Новегороде», - свидетельствовал под 1057 годом диакон Григорий, писец Остромирова Евангелия12. Но в этой же записи упоминается и супруга посадника Остромира - Феофана (крайне редкое имя в древнерусском женском именослове), а сам Остромир называется «близоком» князя Изяслава Ярославича, что в древней Руси означало, прежде всего, отношения свойства, устанавливающиеся в результате брака 13. Польский историк Арей Поппэ, один из крупнейших современны исследователей древней Руси, высказал весьма правдоподобное предположение, согласно которому жена Остромира Феофана была дочерью князя Владимира Святославича и «царицы» Анны (имя Феофана было употребительно в византийском императорском доме; так звали, в частности, мать Анны), и именно посредством этого брака Остромир и породнился с княжеским семейством14. Брак Остромира с сестрой Ярослава Владимировича мог быть заключен не позднее начала 30-х годов XI века (к 1057 году, согласно той же записи
писца Григория, у супругов уже было по меньшей мере трое женатых сыновей). Очевидно, Ярослав вполне доверял своему зятю, а тот, в свою очередь, был верен его сыновьям - сначала Владимиру, а затем Изяславу. О близости Остромира к князю Владимиру Новгородскому свидетельствует, пожалуй, и тот факт, что его сын Вышата в 1064 году последует за оставшимся без удела сыном Владимира Ростиславом в далекую Тьмуторокань, где Ростиславу Владимировичу удастся на короткое время сделаться князем. В те далекие времена отношения служебного долга и верности обычно переходили по наследству.
В середине или второй половине 30-х годов XI века, то есть вскоре после посажения в Новгороде, князь Владимир Ярославич женился. Поздние новгородские источники называют имя его супруги - Александра; однако кем была эта женщина: дочерью ли какого-то русского приближенного князя Ярослава Мудрого или, может быть, иноземной принцессой, мы не знаем15. В 1038 году у восемнадцатилетнего Владимира родится первенец, получивший имя Ростислав, а в крещении названный Михаилом16, - первый внук князя Ярослава Владимировича и его супруги Ирины.
Новгородско-софийские летописи сохранили свидетельство еще об одном важнейшем мероприятии, проведенном князем Ярославом в Новгороде. «И людям написал грамоту, рек: "По сей грамоте дадите дань"»17. Именно после этих слов летописец X века и дает ту характеристику князя Ярослава, которую мы уже приводили в начале книги: «И бяше хромоног, но умом свершен, и храбр на рати, и крестьян (христиан. - А. К.) любя, и чтяше сам книгы».
Что за грамоту упоминает новгородский летописец, неизвестно: текст ее или хотя бы какие-то ссылки, выписки не сохранились. Но можно не сомневаться, что имеется в виду одна из тех «Ярославлих грамот», на которых впоследствии, вплоть до разгрома Новгорода великим князем Московским Иваном 111, клялись при вступлении на новгородский стол все новгородские князья.
При более или менее внимательном взгляде на летописный текст у исследователей неизбежно закрадывается сомнение: не идет ли речь здесь о той же самой грамоте, о которой новгородский летописец, автор Новгородской Первой летописи (а вслед за ним и авторы новгородско-софийских сводов) уже сообща под 1016 годом: тогда, напомним, Ярослав тоже давал новгородцам «правду и устав… тако рекши им: "По сей грамоте ходите… "«Из летописи это известие попало в список новгородских князей, читающийся в той же Новгородской Первой летописи («А се в Новегороде»), причем оказалось там в связи с посаженнем в Новгороде князя Владимира Ярославича: «…А сына своего Володимира посади в Новегороде; и писал грамоту Ярослав, рек тако: "По сей грамоте ходите"»18. И не это ли соединение в списке новгородских князей двух известий - о посажении в Новгороде сына Ярослава и о составлении им грамоты - стало причиной появления «второй» грамоты Ярослава в Софийской Первой и близких к ней летописях под 1034 (1036) годом?
Но с другой стороны, мы действительно знаем, что «Ярославлих грамот» в Новгороде было несколько: в рассказах о новгородских событиях XII-XV веков они неизменно упоминаются во множественном числе*, а на миниатюрах Лицевого летописного свода (XVI век) «Ярославли грамоты» - важнейший атрибут новгородской государственности - изображены в виде именно двух свитков20. [* Хотя в упомянутом списке новгородских князей, а также в читающемся в той же рукописи X века родословии великих князей Русских речь идет именно об одной грамоте, данной Ярославом новгородцам: «… Володимер роди Ярослава, его же грамота в Великом Новегороде»19]. Да и речь в летописной статье 1034 (1036) года идет не просто о грамоте, дающей «Правду» и «устав» новгородцам (то есть, надо полагать, «Русской Правде»), но, очевидно, об установлениях, касающихся выплачиваемых новгородцами даней: «по сей грамоте дадите дань». Это обстоятельство позволило ряду исследователей предположить в грамоте 1034 (1036) года нечто вроде росписи новгородских даней, выплачиваемых в пользу теперь уже киевского князя: судя по прямому утверждению летописца, в предшествующие годы Новгород был освобожден от дани вообще. (Очень любопытно наблюдение, сделанное в этой связи В. А. Буровым: он обратил внимание на то, что размер «киевской дани» за двадцать лет, прошедшие между 1015 и 1035 годами, которую новгородцы не выплачивали в Киев, должен был составить 40 тысяч гривен (20 лет х 2 тысячи гривен ежегодной дани, которую Новгород уплачивал в Киев до Ярослава). А это, в свою очередь, точно совпаает с той суммой штрафа («виры»), которую должен был бы выплатить Ярослав за убийство тысячи человек («воев славных тысячи»), согласно нормам «Русской Правды»: в первой же статье этого свода законов, принятого им в связи с трагедией в Новгороде летом 1015 года, утверждалось: «убиет муж мужа… аще не будет ко мстя, то 40 гривен за голову». Получается, что к 1035 году Ярослав полностью искупил свое преступление двадцатилетней давности и расплатился с новгородцами. А значит, теперь он был вправе восстановить выплату дани в Киев, хотя и не обязательно в прежних размерах. Роспись этих даней и могла составить содержание второй его грамоты21.) Впрочем, это не более чем предположение, ибо никакой «росписи» новгородских даней источники, к сожалению, не содержат.