Текст этого летописного рассказа вызывает ряд вопросов у исследователей. Князю, несомненно, требовалось немало времени для того, чтобы, выступив из Новгорода, достичь Киева, и тем более для того, чтобы войти в город, осаженный печенегами. Ведь только после этого, объединив свои силы с киевлянами, Ярослав решился на сражение*. Но почему печенеги беспрепятственно пропустили его в город и дали соединиться со своими? Разве они не понимали, что это серьезно уменьшает их шансы на успех? И если и нападение действительно было вызвано отсутствием в Киеве князя, то почему они не отступили, когда князь во главе многочисленного войска приблизился к городу? [* Как обычно, исключительно интересные подробности событий приводит В. Н. Татищев: Ярослав, «собрав войско, варяги, словяне и русь, немедля пришел к Киеву по Днепру и вошед во град. А войско конное приспело на оную страну (сторону Днепра. - А. К.). Он же, перевести ночью, ввел оное во град, а уро рано вывел в поле, устроя варяги посреди, на правой стороне киевляне, а на левом крыле новогородцы, и стали пред градом. Печенеги, видя оное, почали приступать и естулилися на месте, где ныне есть Святая София, митрополиа руская, бе бо тогда поле вне града. И бысть бой вельми жесток, едва к вечеру Ярослав победи печенег и разбил их розно. Они же, бежав от страха, многие в Сутени, Сетомли и во иных реках потонули и весь обоз оставили русским на расхисчение. Ярослав же, возблагодаря Бога, на том месте заложил церковь Святыя Премудрости Божей и поле то, присово-купя ко граду, велел всему войску укрепить стеною»31].
Согласно прямому свидетельству Новгородской Четвертой, Софийской Первой и других, близких к ним летописей, нашествие печенегов на Киев имело место весной32. Это также не слишком хорошо согласуется с той относительной хронологией событий, которую мы можем восстановить на основании показаний «Повести временных лет»: судя по всему, печенеги моги напасть на Русь не ранее конца лета или осени 1036 года
С осторожностью следует подходить и к фразе летописца о том, что сражение между княжеской дружиной и печенегами произошло на том самом месте, где впоследствии был сооружен Софийский собор: на «поле вне града», то есть на некоем пустом, незаселенном месте, находящемся за пределами городских укреплений. Но у нас есть некоторые основания полагать, что возведение Софийского собора - причем на том самом месте, на котором он стоит и поныне, - началось ранее 1036 года.
По-видимому, нельзя исключать, что летописец, писавший спустя несколько десятилетий после самих событий, мог ошибаться. Точнее, наверное, следует сказать так: он мог знать о том, что на месте, где в его время стоял главный митрополичий храм Киева, произошло сражение с печенегами; возможно, знал (или догадывался), что само строительство собора так или иначе было приурочено к победе над этими извечными врагами Руси - но не знал, к какой именно. А между тем памятное в истории Киева сражение на «поле вне града» могло иметь место задолго до 1036 года - например, весной 1017 года, когда варяжско-новгородско-киевской дружине Ярослава также удалось сдержать яростный натиск печенегов, едва не ворвавшихся в саму киевскую крепость33.
Впрочем, сам факт нашествия печенегов на Русь вскоре после смерти князя Мстислава едва ли может быть поставлен под сомнение. Печенежская война 1036 года точно вписывается в контекст внешнеполитической ситуации, сложившейся к этому времени в Восточной Европе.
Мы уже говорили (правда, лишь предположительно) о том, что князя Мстислава Владимировича могли связывать с кочевниками-печенегами какие-то особые отношения, препятствовавшие нападению последних на Русь. Смерть черниговского князя нарушала устоявшееся равновесие на границе со Степью, чем, вероятно, и объясняется поход печенегов на Киев. Но случилось так, что поход этот оказался последним в вековом противостоянии печенегов и Руси. И дело здесь не только в том сокрушительном поражении, которое потерпели степняки у стен русской столицы. В Сетомли под Киевом и в других речках юга Руси могли найти смерть, конечно же, далеко не все те десятки тысяч печенежских всадников, которыми располагала Печенежская земля. Иные события, разворачивавшиеся на громадных пространствах Евразии, оказали на судьбы этого народа не меньшее, а, пожалуй, даже большее влияние. Да и на судьбы Киевской Руси тоже.