В отличие от Западной Европы, в средневековой России сложились крайне неблагоприятные условия для сохранения накопленных книжных богатств. По оценкам специалистов, до нашего времени уцелело ничтожно малое число рукописей, бытовавших в древней Руси, - от долей процента до 1% общего числа71. Киги гибли во время пожаров и других стихийных бедствий, многочисленных войн, нашествий иноплеменников и внутренних междоусобиц; наконец, они просто быстро ветшали и приходили в негодность, ибо климатические условия нашей страны не слишком подходят для хранения древних пергаментных списков. И очевидно, что чем дальше отстоит от нас время написания рукописи, тем меньше шансов, что она могла уцелеть в последующие лихолетья. «…Удивляться надо не тому, что погибло большинство книг XI века, - с сожалением констатирует современный исследователь, - а тому, что хотя бы их малая часть дошла до наших дней»72.
Так, самая древняя из русских книг, бесспорно написанная на Руси при князе Ярославе*, сохранилась в библиотеке далекого от России города Реймса, первой столицы
Франции. [* Теперь, после сенсационной находки российских археологов, кажется, можно сделать поправку к этому утверждению: обнаруженная в Новгороде деревянная книжечка - «цера» (датируемая временем ранее 1036 года!), содержит не только тексты отдельных псалмов, но и совершенно оригинальные древнерусские тексты, в том числе антиязыческое поучение, которое - надо надеяться - в скором времени будет прочитано исследователями73]. Это знаменитое Реймсское Евангелие (точнее, кириллическая его часть, поскольку данная рукопись является конволютом, то есть соединением под одним переплетом двух разных рукописей; вторая часть Реймсского Евангелия написана глаголицей значительно позднее - как полагают, в конце XI века в Чехии). Сохранившаяся русская часть книги представляет собой лишь небольшой фрагмент (2 тетради, или 16 листов) древнего служебного Евангелия (так называемого Евангелия Апракос). Исследованиями выдающегося русского филолога-слависта Лидии Петровны Жуковской можно считать доказанным, что эта рукопись старше наиболее древних датированных русских книг - Остромирова Евангелия 1056/57 года и Изборников 1073 и 1076 годов. Очевидно, она попала во Францию вместе с русской кой Анной, дочерью Ярослава Мудрого, ставшей около 1051 года супругой французского короля Генриха 1, а значит, была переписана на Руси еще раньше74. Впоследствии эта книга стала французской святыней: во время коронации французские короли - почитая рукопись греческой - приносили на ней присягу.
Современные исследователи пытаются выявить и другие рукописи, которые могли принадлежать кругу книгописцев Ярослава Мудрого. Это славянский перевод «Пандеков Антиоха» - своего рода энциклопедии христианских добродетелей и пороков, составленной в начале VII века палестинским иноком Антиохом (рукопись хранится в Государственном Историческом музе в Москве, собрание Воскресенского монастыря, N 30), роскошная Чудонская Псалтирь (ГИМ, Чудонское собрание, N 7), а также два отрывка - так называемый «Златоструй Бычкова»* (хранится в Российской Национальной библиотеке в Санкт-Петербурге, Q. п. 1. 74) и «Листок Викорова», представляющий собой отрывок из тех же «Панеков Антиоха» (Отдел рукописей Российской Государственной библиотеки, собрание Пискарева, N 205. 1)75. Конечно, этот список слишком мал (вспомним о доле процента сохранившихся рукописей домонгольской поры!), но и на основании уцелевших отрывков исследователи делают вывод о достаточно высоком профессиональном уровне писцов «скриптория Ярослава». [* «Златоструями» в древней Руси назывались сборники, включавшие в себя слова и поучения величайшего христианского писателя Иоанна Златоуста].
Книжники Средневековья не имели обыкновения подписывать свои произведения. Поэтому сегодня нам известны лишь немногие имена русских писателей, переводчиков или переписчиков первой половины XI века. Предположительно можно говорить о существовании не только киевского, но и новгородского скриптория. (Кстати говоря, отмечены новгородские черты и в тех рукописях «скриптория Ярослава», которые были перечислены выше76.) Так, книжниками были уже известные нам новгородский епископ Лука Жидята и занимавший до него новгородскую кафедру Ефрем. Сведения о себе оставил диакон Григорий, также новгородец, переписавший вскоре после смерти Ярослава, в 1056/57 году, роскошное Евангелие, получившее в науке название Остромирова. Показательно, что предназначалось оно не только новгородскому посаднику Остромиру (в крещении Иосифу), но и членам его семьи, несомненно, знавшим грамоту и понимавшим толк в книгах: «самому ему и подружию (супруге. - А. К.) его Феофане и чадом ею (их. - А. К.) и подружием чад ею»77. Еще один книжник Ярославовой поры, упомянувший о себе в приписке к созданной им рукописи, - новгородский священник с необычным именем Упырь Лихой, переписавший в 1047 году Книгу пророчеств для новгородского князя Владимира Ярославича (эта рукопись не дошла до нашего времени, но сохранилась в ряде списков XV-XVII веков). Он также обращается не к одному князю, но ко многим читателям: «…Тем же молю всех прочитати пророчества се. Велика бо чудеса написаша нам сии пророци в сих книгах». Поп Упырь, несомненно, знал князя Владимира лично и ожидал от него за свой труд каких-то вполне материальных благ: «Здоров же, княже, буди, в век живи, но обаче писавшаго не забывай»78.