Под 1039 годом летописи сообщают об освящении Киевской Десятинной церкви: «Священа бысть церковь Святыя Богородица, юже создал Владимир, отец Ярославль, митрополитом Феопемптом»99. Это единственное деяние греческого митрополита, которое нашло отражение в летописи, и к тому же единственная запись за год. Очевидно, событие представлялось исключительным киевскому летописцу: и в самом деле, освящался не просто вновь построенный храм, но старейшая, главнейшая киевская церковь, в известном смысле олицетворявшая киевское христианство Владимировой поры и церковную политику князя Владимира Святославича.
Мы не знаем, какими причинами объяснялось повторное освящение киевского храма: какими-то его крупными перестройками, как полагают некоторые археологи и искусствоведы100; некими неизвестными нам языческими или еретическими инцидентами, произошедшими в его стенах101; или же и вовсе признанием еретическим, с точки зрения византийского православия, того вероучения, которого в первые десятилетия после Крещения Руси придерживался клир Десятинной церкви102. В любом случае несомненно одно: проведенный Феопемптом акт свидетельствовал о наступлении в Киеве новых времен и о новой, более значимой роли киевских митрополитов.
Выше уже говорилось о том, что возведение Софийского собора в известном смысле отодвигало на второй план старый Десятинный храм. Подспудная борьба между клирами обоих храмов будет ощущаться и позже, следы ее мы отыщем на страницах древнерусских церковно-учительных произведений. Так, в конце XI или в XII веке неизвестный автор «Слова на обновление Десятинной церкви» будет особо подчеркивать права клира своего храма как «старейшинствующего» во всей Русской земле; вероятно, в его время этот неоспоримый факт уже ставился кем-то под сомнение.
Можно думать, что Ярослав с недовернем относился к клирикам Десятинной церкви еще с того времени, когда Анастас Корсунянин открыто подержал его противников в борьбе за власть над Русской землей - сначала Святополка Окаянного, а затем Болеслава Польского. Соплеменники Анастаса - священники-корсуняне - и позднее должны были внушать подозрение князю; сама Десятинная церковь в известном смысле могла восприниматься им как некий центр духовной оппозиции его власти. Если немного пофантазировать, восстанавливая внутриполитическую обстановку в Киеве в начале единоличного княжения Ярослава и домысливая те побудительные мотивы, которыми руководствовался князь в своей внутриполитической деятельности, то легко можно прийти к выводу о том, что авторитет прибывшего из Константинополя греческого иерарха был необходим Ярославу прежде всего для того, чтобы нарушить безраздельную гегемонию Десятинного храма на руководство Церковью и церковными делами, а также на духовное лидерство в киевском обществе. Возможно, именно этим объясняется тот поворот в его церковной политике, о котором мы только что говорили. Вскоре, права, обнаружится, что и митрополит-грек как лицо слишком независимое от киевского князя и слишком явно тяготеющее к иному политическому и духовному центру - Константинополю, не сможет устроить Ярослава и стать союзником и единомышленником киевского князя.
Когда именно Феопемпт покинул киевскую кафедру, мы точно не знаем. Полагают, что к началу русско-византийской войны (1043) его уже не было в Киеве. Под 1044 годом летопись сообщает о беспрецедентном и недопустимом с канонической точки зрения деянии Ярослава: из земли были извлечены останки двух князей, погибших еще в 70-е годы Х века, - Ярополка и Олега, братьев князя Владимира Святославича; «И крестиша кости их, и положиша в церкви Святыя Богородица» (подробнее речь об этом пойдет ниже). Надо думать, что при митрополите-греке подобное крещение костей умерших в язычестве русских князей было бы невозможным.
Однако скорее всего Феопемпт формально оставался киевским митрополитом и после своего отбытия в Византию. Во всяком случае, новый киевский митрополит - русин Илларион - был официально поставлен на кафедру лишь в 105 1 году, наверное, уже после смерти своего предшественника*, хотя реально возглавлял Русскую церковь, кается, значительно раньше.
[* С конца X века в источниках появляются сведения о некоем митрополите Кирилле, преемнике Феоnемnта103. Но откуда извлечены эти сведения и насколько они достоверны, неизвестно].
Глава десятая
ВИЗАТИЙСКИЙ ПОХОД
На рис. - серебряная монета императора Константина IX Мономаха.
Лицевая сторона с изображением Влахериской Божией Матери.
Собье, о котором главным образом пойдет речь в этой главе, а именно поход русских дружин на Царьград летом 1043 года, - несомненно, самое крупное военное предприятие князя Ярослава Владимировича за все годы его киевского княжения, и вместе с тем - самое загадочное и трудно объяснимое. Этот поход стоит особняком среди других войн Ярослава. Историк до си пор теряются в догадках относительно причин, которыми он был вызван, и целей, которые преследовал. Кроме того, это единственна по-настоящему большая война, в которой сам Ярослав не принял личного участия. Но несмотря на это, именно византийский поход, пожалуй, ярче всего высвечивает главную черту Ярослава как политика и государственного деятеля - его способность извлекать выгоду даже из самого тяжелого поранения.