Несмотря на ощутимую разницу в возрасте, Ярослава и Харальда связывали дружеские отношения. Более того, норвежский конунг очень рассчитывал породниться с могущественным русским князем. Полагали даже, что сама его поездка в «Микагард» (Константинополь) была вызвана исключительно его желанием добиться руки русской княжны. «У конунга Ярицейва и княгини Ингигерд, - рассказывается в сборнике саг, известном как «Хульда» («Сокрытый, тайный пергамен»), - была дочь, которую звали Элисабет (Елизавета. - А. К), норманны называют ее Элисив. Харальд завел разговор с конунгом, не захочет ли тот отдать ему девушку в жены, сказа, что он известен родичами своими и предками, а также отчасти и своим поведением». «Это хорошо сказано, - отвечал ему будто бы Ярослав, - думается мне, во многих отношениях дочери моей подходит то, что касается самого тебя; но здесь могу начать говорить… что это было бы несколько поспешное решение, если бы я отдал ее чужестранцу, у которого нет государства для управения и который к тому же недостаточно богат движимым имуществом…» «После этого решил Харальд отправиться прочь из страны… Расстались они с конунгом Ярицвейвом лучшими друзьями»40.
В рассказах Харальда правители Ромейской державы выглядели не лучшим образом. Норвежский конунг принимал непосредственное участие в расправе над императором Михаилом V и в разграблении императорского дворца в апреле 1042 года, а кроме того, успел побывать в заточении. «Жена конунга Зоя Могучая» (то есть императрица Зоя), рассказывается в «Круге земном» Снорри Стурлусона, «обвинила Харальда в том, что он присвоил имущество греческого конунга, которое захватил во время военных походов… И вот греческий конунг приказал схватить Харальда и отвести его в темницу». Если учесть, что все ценности, собранные Харальдом, переправлялись в Киев, то станет понятно, что обвинение это косвенно задевало и князя Ярослава. Причем речь шла о весьма внушительных суммах. «Там скопились безмерные сокровища… потому что он ходил походами в ту часть мира, которая всего богаче золотом и драгоценностями, - рассказывают саги. -…Там было столько добра, сколько никто в Северных Странах не видал в собственности одного человека»41. В отношении этих денег Ярослав показал себя безукоризненно честным и щепетильным человеком: все те богатства, которые пересылал ему норвежец, он сохранил в целости и сохранности и вернул владельцу, как только тот возвратился на Русь. (Иного, разумеется, и нельзя было ожидать. впрочем, заметим, что то, что представлялось немыслимым богатством в Скандинавии, наверное, отнюдь не выглядело таковым в глазах русского князя.) Но тем обиднее должны были казаться ему обвинения, прозвучавшие в Адрес Харальда в Константинополе.
В конце концов, норвежскому конунгу пришлось спасаться бегством из «Микагарда». Согласно рассказу скандинавских саг, это произошло в ту самую ночь, когда бы ослеплен «конунг ромеев», то есть император Михаил Калафат (причем ослеплен якобы лично Харальдом и его людьми в отместк за причиненную им обид)*. [* Между прочим, рассказ о Харальде лишний раз высвечивает особенности саг как исторического источника - их несомненную историческую ценность и вместе с тем необходимость с крайней осторожностью обращаться с содержащейся в них информацией. Так, в саге нашли отражение многие важнейшие события византийской истории - походы Георгия Маниака в Сирию и Месопотамию, Италию и Сицилию; восстание в Константинополе в апреле 1042 года, в ходе которого был ослеплен император Михаил V и разграблен императорский дворец; конфликты между местным населением и наемниками в царствование Константина Мономаха. Кажущееся совершенно фантастическим утверждение авторов саги о желании императрицы Зои выйти замуж за Харальда есть не что иное, как сохраненная в памяти норвежцев молва о распутстве обладательницы византийского трона: по словам Михаила Пселла, Зоя страдала «страстью к соитию, которую - вопреки возрасту - поддерживала в ней изнеженная жизнь во дворце». Но при этом в устах скандинавских сказителей подлинные события зачастую превращаются в свою противоположность: так, Харальд ослепляет «конунга ромеев» лишь в отместку за нанесенную ему лично обиду (и притом ослепленным оказывается император Константин Мономах, благополучно процарствовавший до 1055 года!), а о восстании народа не говорится ни слова; выдающийся византийский полководец Георгий Маниак, человек исключительной физической силы и мужества, одерживавший победы над всеми врагами Империи и на востоке, и на западе, под началом которого служил Харальд, оказывается лишь жалким завистником, никчемным неудачником, объектом насмешек главного героя. Для авторов саг Харальд - главный и чуть ли не единственный герой всех событий, в которых он принимает участие; он завоевывает земли и города и едва ли не определяет судьбы Империи (точно такую же роль отводят саги тем из своих героев, которые находятся на службе у русских князей). А между тем из византийских источников нам известно, что на византийской службе Харальд удостоился лишь титулов манглавита и спафарокандидата - вполне заурядных для командиров отрядов иноземных наемников]. Однако в саге в качестве правящего императора упоминается Константин Мономах, а значит, бегство норвежского конунга произошло позднее - во всяком случае, после воцарения Константина 11 июня 1042 года. Сведения на этот счет содержат не только скандинавские, но и в византийские источник. Византийский полководец и писатель XI века Кекавмен, автор дошедшей до нашего времени книги «Советов и рассказов», застал «Аральта, сына васиевса Варангии» (то есть Харальда Норвежского), на службе у императоров ромеев и с похвалой отозвался о его «благородстве и отваге». «После смерти Миаиа и его племянника (то есть Михаила I и Михаила V. - А. К), - пишет Кекавмен, - Аральт при Мономахе захотел, отпросясь, уйти в свою страну. Но не получи позволения - выход перед ним оказался запертым. Все же он тайно ушел…»42