Согласно саге, Ингвар во главе своего отряда из тридцати кораблей двигался по самой большой из трех рек, которые теку по «Гардарики» (Руси), а именно по той из них, которая «находится посередине», то есть, очевидно, по Днепру59. Участники похода получили благословение церковных властей - эту подробность, кстати, сообщает только скандинавский источник, хотя и в несколько необычной интерпретации: Ингвар «попросил епископа освятить секиры и кремни». Далее сага называет поименно четырех человек из числа участников похода. Это некие Хьяльмвиги и Соти, а также Гарда-Кетиль (то есть Кеттиль из Гардов; как полагают, тот самый, который воевал еще в дружине Эймуна и участвовал в междоусобных войнах на Руси в конце 10-х - начале 20-х годов XI века) и, что особенно интересно, некий «Вальимар», под которым, очевидно, следует понимать князя Владимира Ярославича - подлинного руководителя всего похода, превращенного волей автора саги в его рядового участника, подчиненного Ингвару60.
Ход самих военных действий относительно подробно (хотя, конечно, и не в такой степени, как хотелось бы) освещается различными источниками, причем не только русскими, но и византийскими и даже восточными (сирийскими, арабскими и персидскими). Их показания хорошо дополняют друг друга.
Что касается летописного рассказа о последнем русском походе на Царьград, то он дошел до нас в двух версиях - краткой (в «Повести временных лет»61) и распространенной, содержащей целый ряд дополнительных подробностей (в Софийской Первой, Новгородской Четвертой и других, близких к ним летописных сводах62). Исследователи по-разному оценивают достоверность обеих версий. Не вдаваясь в научную дискуссию, отметим лишь, что добавления новгородско-софийских сводов (по крайней мере, некоторые) находят подтверждение в византийских источниках, а значит, не могут быть отброшены как чисто литературный плод сочинительства позднейших авторов63.
Так, именно в новгородско-софийских летописях сохранились известия о каких-то размолвках между различными отрядами, составлявшими русскую рать, и об остановке всего русского войска на Дунае, примерно на полпути между Киевом и Константинополем. «И пошел Владимир на Царьград в ладьях, - читаем в Софийской Первой летописи, - и прошел пороги, и пришел к Дунаю. И сказала русь Владимиру: "Станем здесь на поле", а варяги сказали: "Пойдем под город" (то есть к Царьграду. - А. К). И послушал Владимир варягов, и от Дуная пошел к Царьграду с воинами по морю…»64
За скупой летописной фразой нетрудно увидеть отголоски каких-то драматических событий, разыгравшихся на Дунае. Как отмечают историки, рассказ летописи (по крайней мере, в той версии, которая отразилась в новгородско-софийских сводах) имеет ярко выраженную антиваряжскую направленность65: именно варяги изображены в нем главными виновниками поражения русских. Но очень похоже, что противоречия между варягами и русью, то есть между наемными скандинавскими отрядами и княжеской дружиной, обострились именно во время самого похода и уже вследствие этого выплеснулись на страницы летописи. В самом деле, у варяжских наемников и русских участников похода цели в войне различались. Наемников, как всегда, заботиа лишь добыча, золото - воеводы же Ярослава долы были думать прежде всего об ответе, который им предстояло дать пославшему их князю; они выступали проводниками княжеской воли, проводниками княжеской политики в отношении Империи, а в глазах Ярослава, как мы знаем, война, кровопролитное сражение всегда представлялись лишь одним из средств достижения цели, но никак не единственным средством. Поэтому в то время как наемники готовы были сражаться во что бы то ни стало и с кем бы то ни было, воеводы Ярослава должны были помнить о возможности миром завершить начатую войну, если бы это отвечало интересам князя.