Однако достоверно известно об Илларионе Киевском до обидного мало. Когда именно он родился, к какой социальной среде принадлежал, где ж до того, как стал священнослужителем, - обо всем этом мы ничего не знаем. Летописи сообщают только, что до своего поставления на кафедру Илларион был священником церкви Святых Апостолов в Берестовом - княжеской резиденции близ Киева: «Боголюбивый же князь Ярослав любил Берестовое и церковь, бывшую тут, во имя Святых Апостолов, и попов многих обеспечивал; среди них был пресвитер по имени Илларион, муж благ, книжен и постник…» 18 Берестовое - любимая резиденция Ярослава; здесь он проводил много времени и ж подолгу, а потому не мог не обратить внимание на образованного и отличавшегося исключительным благочестием священника. Судя по собственным сочинениям Иллариона, будущий киевский митрополит в совершенстве владел греческим языком и хорошо знал в подлиннике творения Отцов Церкви (полагают даже, что он получил образование в Византии - в Константинополе или на Афоне); возможно, побывал он и на латинском Западе, где познакомился с католическим богослужением19. По свидетельству летописца, Илларион настолько стремился к духовному совершенству, что, не будучи постриженным в иноческий чин, вел жизнь отшельника, подражая древним палестинским монахам-анахоретам. С его именем в летописи связывается начало знаменитого Киевского Печерского монастыря, о роли которого в истории Руси мы уже говорили и будем говорить еще на страницах нашей книги: «И ходил он из Берестового на Днепр, на холм, где ныне старый монастырь Печерский, и тут молитву творил, ибо был там лес велик; ископал пещерку малую, двухсаженную, и, приходя с Берестового, отпевал часы и молился тут Богу втайне. И потом влож Бог князю в сердце, и поставил его митрополитом в Святой Софии…»
Поставление Иллариона на киевскую кафедру произошло в 1051 году, но еще задолго до этой даты князь Ярослав приблизил к себе берестовского священника и, по-видимому, сделал его фактическим руководителем Русской церкви. Во всяком случае, торжественное «Слово о законе и благодати», произнесенное Илларионом в присутствии князя и членов княжеской семьи в одном из киевских храмов, очевидно, во второй половине 40-х годов XI века (более точная датировка, к сожалению, затруднена20), обнаруживает в его авторе отнюдь не скромного берестовского затворника, но человека, по крайней мере, претендующего на главенствующую роль в русской иерархии. Без преувеличения можно сказать, что это произведение стало программным для всей Ярославовой эпохи.
В своем «Слове» Илларион обращается «не к несведущим… но с преизбытком насытившимся книжной слабости» - иными словами, к той интеллектуальной элите киевского общества (а в те времена она в значительной степени совпадала с политической, правящей элитой), в которую входили и сам князь Ярослав Владимирович, и члены его семейства, и отдельные приближенные к князю бояре и церковные иерархи, а также те «писцы многие», которых собирал вокруг себя любящий «учение книжное» князь Ярослав. «Слово» Иллариона, несомненно, можно назвать проповедью в самом прямом, церковном смысле этого слова; эта проповедь имела свою, казалось бы, отвлеченную, чисто богословская цель: дать толкование известных слов апостола Иоанна Богослова («…Закон дан чрез Моисея; благодать же и истина произошли чрез Иисуса Христа» - Ин. 1: 17, причем сравнение ветхозаветного закона и христианской благодати, иудейства, отвергшего Христа, и христианства, поклоняющегося Христу, Илларион проводит с изумительным мастерством, используя лучшие образцы византийской богословской литературы21. Его буквально завораживает параллелизм мировой истории, в которой Ветхий Завет - лишь предтеча, символическое объяснение подлинной истории человечества, начавшейся с приходом в мир Спасителя. Цель и содержание этой истории - в неуклонном продвижении человечества от «законной лести» к евангельской благодати, от «тени» к истине, от тьмы к свету, наконец от рабства к свободе. Это путь всех народов, избравших «благодать», то есть Сделавшихся христианскими, - но прежде всего, Руси. Сам заголовок Илларионова «Слова» - «О законе, Моисее данном, и о благодати и истине, явленной Иисусом Христом, и как закон миновал, а благодать и истина наполнила всю землю, и вера распространилась во всех народа вплоть до нашего народа русского…» 22 - можно воспринимать как некий эпиграф ко всей последующей истории Руси, в которой стремление улучить благодать всегда будет преобладать над стремлением соблюсти закон.