Выбрать главу

События первых двух-трех лет киевского княжения Ярослава чрезвычайно скупо и противоречиво освещены русскими летописями. Восстанавливая их ход, исследователи вынуждены постоянно прибегать к сравнению различных летописных сводов, домысливая причины, по которым то или иное событие оказалось пропущенным в одной летописи, но присутствует в другой. Среди тех событий в жизни Ярослава, о которых мы знаем более или менее определенно, выделим три: рождение у киевского князя сына Владимира, расправу с новгородским посадником Константином Добрыничем, некогда оказавшим ему столь значимую услугу, и, наконец, войну с племянником, полоцким князем Брячисавом Изясавичем. Точные датировки этих событий (кроме, пожалуй, рождения Владимира Ярославича) и даже и последовательность остаются не вполне выясненными. Между тем каждое из них оставило заметный след в биографии героя нашего повествования.

Князь Владимир Ярославич, которого летописи называют старшим сыном Ярослава Мудрого*, родился в 1020 году2. Несомненно, его появление на свет стало важной вехой в жизни Ярослава, поскольку заметно укрепляло его позиции как нового киевского князя, основателя новой ветви династии русских князей. [* Напомним, что в списке новгородских князей, читающемся в Новгородской Первой летописи младшего извода, прежде Владимира упоминается еще один сын Ярослава, не известный ни авторам «Повести

временных лет», ни другим летописцам, - некий Илья, которого Ярослав посадил на княжение в Новгороде и который, по-видимому, вскоре после этого умер. Никаких хронологических ориентиров список не содержит, и, следовательно, ничего определенного об этом Илье мы сказать не можем. Полагают, что речь идет о сыне Ярослава от его первого брака, хотя, повторюсь, у нас есть основания сомневаться даже в самом факте его существования, ибо нельзя исключать того, что автор новгородского списка дважды внес в текст сведения об одном и том же лице - новгородском князе Владимире Ярославиче: в первый раз под его христианским, крестильным, а во второй раз - княжеским именем (см. об этом в главе 3). Во всяком случае, источники не позволяют говорить о каком-либо участии князя Ильи Ярославича (если он существовал в действительности) в последующих событиях].

Но еще большее значение имело рождение сына для супруги князя Ярослава, шведской принцессы Ирины-Ингигерд. Судя по свидетельству скандинавских саг, это была женщина решительная и властная, не уступавшая характером самому Ярославу. Саги всячески расхваливают ее ум и добродетели; по мнению и авторов, Ингигерд сумела во многом подчинить себе своего супруга. «Она была мудрее всех женщин и хороша собой, - читаем, например, в одном из сборников саг, так называемой «Гнилой коже» (с этих слов, кстати, начинается сборник). - Конунг (Ярослав. - А. К) так любил ее, что ничего не мог сделать против ее воли»3. Как и большинство скандинавских женщин того времени, Ингигерд владела многими искусствами, в том числе и искусством врачевания: она способна была дать дельный совет и облегчить страдания больного, если к ней обращались за помощью; а такие случаи, как следует из саг, бывали, и не редко4.

Саги сохранили нам и некое возвышенно-поэтическое описание внешности Ингигерд. Принадлежит оно, между прочим, не кому иному, как норвежскому конунгу Олаву Харальдссону (Олаву Святом), бывшему претенденту на руку шведской принцессы. Осень и зиму 1029/30 года изгнанный из Норвегии Олав провел на Руси, при дворе Ярослава Мудрого, где имел возможность повидаться со своей прежней невестой и даже посвяти ей песнь, две висы (строфы) которой сохранились в записи саги, посвященной этому норвежскому правителю.

«Так случилось однажды, когда конунг Олав был в Гардарики, что княгиня Ингигерд отправилась из страны по своим делам, - рассказывается в саге. - Посмотрел конунг Олав на ее отъезд и сказал вису: "Я стоял на холме и смотрел на женщину, как ее несла на себе прекрасная лошадь; прекрасноокая женщина лишила меня моей радости; приветливая, проворная женщина вывела свою лошадь со двора, и всякий ярл поражен ошибкой".

И еще он сказал: "Некогда росло великолепное дерево, во всякое время года свеже-зеленое и с цветами, как знала дружина ярлов; теперь листва дерева быстро поблекла в Гарда; женщина повязала золотую повязку на свою голову"»5.