78
Долорес
Прошло два года с тех пор, как я последний раз бывал в Бахио, в городишке Долорес, в доме приходского священника, который свято верил в то, что может освободить ацтеков от гнета, обучив их испанским ремеслам. Жаль, что я совсем потерял старика из виду.
Уже приближаясь к городку, я вдруг вспомнил Марину и понял, как не хватало мне ее все это время. Я так долго был одурманен и поглощен мыслями о прекрасной, но пустой Изабелле, что не сумел разглядеть и оценить по достоинству двух сильных и отважных женщин, Ракель и Марину, которые помогали мне в минуты глубочайшего падения и величайшей опасности.
Я полагал, что преодолел свою одержимость Изабеллой, однако стоило мне о ней подумать, как сердце мое болезненно сжималось. Мне было не по себе оттого, что я так в ней ошибался... или, попросту говоря, был таким дураком. И еще я по-прежнему ни за что не мог поверить, что Изабелла предала меня по доброй воле. Чем дольше я об этом думал, тем больше убеждал себя: во всем виноват ее муж. Иначе с какой бы стати Изабелла пошла на предательство? Неужели она ненавидела меня настолько, чтобы желать моей смерти?! Нет, невозможно! Конечно же, во всем виноват этот ублюдок гачупино, ее муж. Ничего, пусть сейчас мне пришлось покинуть столицу, поджав хвост, но мои счеты с маркизом еще не кончены. Рано или поздно я вернусь, и тогда посмотрим.
По словам Лизарди, люди вице-короля не только разорили все промыслы падре, но и строго-настрого, под страхом ареста и заточения, запретили ему возобновлять их. Подъехав поближе, я убедился, что от его виноградников и шелковиц не осталось и следа, все поросло сорняками. Да и на плетнях напротив бывшей гончарной мастерской не красовались глиняные изделия. Заметив приближающегося Урагана, праздно слонявшийся неподалеку индеец вдруг замахал руками и припустил к зданию, прежде служившему винодельней. Я невольно насторожился: уж больно этот человек своим поведением походил на часового или наблюдателя, специально выставленного, чтобы предупреждать о появлении чужаков.
Зачем, интересно, падре понадобился караульный? Неужели он опять занялся запретными промыслами? Я покачал головой, ибо, не имея представления о том, что здесь сейчас происходит, твердо знал одно: священник обладает удивительным мужеством и твердостью духа. Он уже бросал вызов гачупинос и наверняка не побоялся сделать это еще раз. Да и Ракель намекала, что падре занимается чем-то необычным, чем-то таким, что может снова навлечь на него гнев вице-короля. Когда я подходил к заброшенной винодельне, навстречу из здания вышел сам Идальго. Он узнал меня, и тревога на его лице сменилась радушной улыбкой.
– А вы небось подумали, падре, что это вернулись альгвазилы вице-короля? – пошутил я.
Он рассмеялся и заключил меня в объятия.
– Признаться, удивительно, что ты не заявился, как в прошлый раз, с альгвазилами, спешащими по твоему следу.
– Ну, вообще-то это не так уж далеко от истины.
Пока мы шли по тропе, служившей некогда границей виноградника, я поведал ему о том, как покинул Мехико. Похоже, рассказ мой ничуть не удивил священника.
– Я уже наслышан о твоих приключениях, – промолвил он. – Ракель держит меня в курсе всех новостей, а в последнее время ты был у нее главной темой. Два дня назад она послала мне сообщение и предупредила, чтобы я ждал твоего появления.
Я развел руками в притворном негодовании:
– Ну как так можно, всем ведь известно, что я и сам не знаю, чего от себя ожидать в следующую минуту. Однако не бойтесь, падре, я вас не обременю. Я приехал, лишь чтобы повидать вас и Марину, и отбуду до рассвета – если, конечно, здесь снова не возникнет потребность в моем медицинском искусстве.
Падре рассмеялся:
– Посмотрим, посмотрим.
Он говорил на ходу, заложив руки за спину и опустив глаза.
– С тех пор, как ты вернулся из Испании, – нет, прошу прощения, amigo, с самого твоего рождения, – гачупинос обращались с тобой просто отвратительно. Между тем, унижая тех, кого считают ниже себя, они оскорбляют саму сеньору Справедливость. Конечно, нельзя поставить в вину гачупинос действия человека, который поначалу утверждал, будто является твоим родным дядюшкой, но все то, что обрушилось на тебя впоследствии, когда выяснилось, что ты вовсе не являешься чистокровным испанцем, было, на мой взгляд, откровенной и вопиющей несправедливостью. Ты находишься в том же положении, что и подавляющее большинство жителей колонии: ацтеки, метисы, мулаты, африканцы. Мало того, даже креолам вроде меня, пусть и на свой лад, приходится платить дань гачупинос.