Когда войска облаченных в мундиры повстанцев двинулись в наступление, пушки Трухильо, укрытые среди кустов, встретили атакующих картечью. В то время как орудийные залпы пробивали в рядах наступавших кровавые бреши, мушкетеры полковника тоже вели слаженный огонь, поливая передние шеренги смертоносным ливнем из свинцовых пуль в унцию весом. Подобные слаженные действия противника производили в наших рядах опустошение и сеяли хаос. Одни с криками валились наземь, зажимая страшные раны, другие, охваченные ужасом, поворачивали назад. Просто чудо, что Альенде и его офицерам удалось сохранить порядок, не позволив панике распространиться и обратить все войско в повальное бегство. Нашим пушкам, как и их расчетам, было далеко до королевских, однако орудия сумели быстро развернуть, и они вместе с мушкетами повели ответный огонь.
И тут я увидел нечто такое, что поначалу даже усомнился, уж не обманывает ли меня зрение. Отважные, но абсолютно безграмотные ацтеки бросались прямо на вражеские орудия и затыкали пушечные жерла своими сомбреро, наивно полагая, что таким образом могут остановить смертоносный огонь. Их отвага была просто потрясающей.
Наши основные силы наступали со стороны дороги на Толуку. С Альенде на правом фланге, Альдамой – на левом и четырьмя отрядами, перекрывшими дорогу на Мехико в тылу у Трухильо, мы замкнули вице-королевские войска в кольцо.
Будь повстанческая армия хорошо обученной, вооруженной и дисциплинированной, мы покончили бы с воинством Трухильо прямо на месте. Однако сражение затягивалось. Нашим командирам никак не удавалось добиться согласованности действий, необходимой, чтобы добить врага, нанеся ему решающий удар. Теперь мы сблизились с войсками Трухильо на расстояние выстрела; было слышно, как наши призывали роялистов дезертировать и присоединяться к восставшим. По инициативе Трухильо начались было переговоры, но полковник дважды под разными предлогами прерывал их, а когда пригласил нашу делегацию выдвинуться вперед, чтобы обсудить условия перемирия в третий раз, вероломно отдал своим войскам приказ открыть огонь. Шестьдесят наших бойцов полегли на месте, не говоря уж о множестве раненых. Разъяренный Альенде велел немедленно возобновить битву и сражаться до последней капли крови.
– Стоять насмерть! – приказывал он. – Ни шагу назад!
После того как полегла треть его отряда, Трухильо скомандовал отступление. Бросив пушки и понеся новые потери, он прорвал окружение и пробился сквозь наши войска, перекрывавшие дорогу на Мехико. Отступление, начавшееся как организованный маневр, скоро переросло в паническое бегство. Многих бойцов Трухильо перебили во время преследования, однако самому полковнику удалось спастись. Я возглавлял конный отряд, посланный на его поиски, но слишком поздно узнал, что этот вероломный ублюдок удрал по дороге на Мехико, переодевшись в монашескую рясу.
Поле боя осталось за нами, но оно было усеяно телами павших (по моим подсчетам, с каждой стороны погибло не меньше двух тысяч человек), и это зрелище заставило меня задуматься: а что же мы выиграли? Какими оказались итоги сражения? Великое множество убитых и раненых; кроме того, наверняка вскоре начнется массовое дезертирство. Сегодня мы встретились с противником, уступавшим нам в численности в двадцать раз, и победили исключительно за счет этого превосходства. Но если в Гуанахуато индейцы столкнулись с мушкетным огнем и узнали, насколько он смертоносен, то здесь, возле горного перевала, ведущего к столице, они увидели и прочувствовали на себе, что такое разящая в упор картечь, и познали настоящий ужас.
– Мы победили, – с гордостью провозгласила Марина.
– Sí, сеньорита, мы победили, – подтвердил я без особого энтузиазма.
– А почему у тебя вид такой, словно нас побили?
– Мы оросили землю кровью тысяч людей. К завтрашнему утру десять, а может, и двадцать тысяч человек почувствуют себя уставшими от этой войны и разойдутся по домам: убирать урожай маиса, или доить своих коров, или чем там еще они занимаются, чтобы прокормить семьи. Это была не простая битва между двумя армиями. Страсть к свободе, обуревающая ацтеков, столкнулась с реальностью в виде канонады и массовой гибели. Да, страсть победила. На этот раз.