Я отрицательно покачал головой.
— Яснее ясного. Но она-то считает, что все в порядке, потому что не знает ничего другого. По сути, девочка делает максимум того, что может сделать, как и все остальные родители на свете. В том-то и фокус. Родительское чувство настолько сильно, настолько абсолютно, что люди отдаются ему на сто процентов. Я видела, как семьи обрекали себя на разорение, лишь бы выторговать лишний год жизни для своего безнадежно больного ребенка. Вот так, Джим: ты делаешь все, о чем знаешь, потому что не знаешь, что еще можно сделать. А моя работа состоит в том, чтобы ты знал о других возможностях. И они всегда есть.
Я скрестил руки на груди.
— Очень мило. Только, понимаешь, я ненавижу подобный треп. На словах все всегда выходит гладко.
Верди явно расстроилась.
— Ты замкнулся в собственной раковине. Там мало места даже для тебя, не говоря уже о Томми. — Жестом она остановила меня. — Нет, я не собираюсь поучать. — Она потерла переносицу, потом взъерошила и без того лохматые волосы. — Джим, я не знаю, что с тобой происходит и откуда ты вырвался. Можешь не рассказывать, если не хочешь, но из тебя торчит масса больших красных кнопок, которые только и ждут, чтобы на них нажали. И каждый раз, когда это происходит, ты взвиваешься, как ракета.
Я мог бы рассказать ей о Джейсоне и Племени — но она не просила, а навязываться мне не хотелось.
Почему?
Да потому, что я не хотел, чтобы кто-нибудь узнал, чем я был и что делал.
Должно быть, это читалось на моем лице, так как Берди вдруг сменила тон.
— Хорошо, давай попробуем по-другому. Ты считаешь, что хорошо разбираешься в хторрах, не так ли?
— Да. — К чему это она клонит?
— Потому что у тебя есть сведения из первых рук о том, что дело обстоит совсем иначе, чем все думают, верно?
— Вернее не бывает.
— Хорошо. Но почему ты отказываешь приемному сыну в праве сомневаться, тогда как сам делаешь это?
— А?
— Не кажется ли тебе, что к человеческим слабостям и прочим странным повадкам ты должен относиться столь же беспристрастно? Ты грешишь предубеждениями не меньше, чем те люди в Денвере, которых ты в этом обвиняешь.
— Берди, я получил старомодное воспитание…
— Отлично. Прекрасное оправдание. Тебе его хватит на всю оставшуюся жизнь. Не хочешь чего-нибудь делать — и оправдание под рукой.
Я открыл было рот, чтобы ответить, и закрыл его. Почувствовал себя потерянным. Хотелось ударить Берди, хотелось заплакать. Как же я дошел до такого?
— Черт побери, Берди! Мне казалось, что задача родителя — помочь ребенку стать хорошим человеком.
— А кто утверждает обратное?
— Тогда о чем мы спорим?
— А я не спорю, Джим. Из нас двоих этим занимаешьcя ты.
Я замолчал. Берди была права.
— Понимаешь, Джим, ты путаешь воспитание с программированием. Не надо делать из ребенка собственную копию. Не будь дураком — этим ты обречешь его на провал. Он никогда не сможет быть точно таким же, как ты. Смешно, но в том, что из него получится, твоей заслуги не будет. Это лежит целиком на нем.
— Прости, Берди, но я не понимаю.
— Хорошо, я спрошу по-другому. Имеют ли твои родители отношение к тому, что из тебя получилось?
— Э… нет.
— Правильно. Они лишь создавали условия для того, чтобы ты рос. А взрослел ты сам. Тебе было довольно одиноко, не так ли?
— Да.
— Да, — повторила она. — Это естественное для человека состояние — одиночество. Запомни. Поэтому мы и делаем то, что делаем. Итак, если твои родители не имели никакого отношения к тому, каким ты вырос, то почему ты уверен, что должен заботиться о том, какими вырастут твои дети?
— Я слышу, что ты говоришь. Понимаю твои слова, но не улавливаю суть. В этом нет никакого смысла.
— Конечно нет. Просто вспомни свое детство. Теперь улавливаешь, Джим? Не стоит учить ребенка тому, чему он может научиться сам. Максимум, на что ты способен, — создать ему возможность для этого. Быть родителем не значит быть собственником. Тебе доверена ответственность научить его отвечать за себя, и не более того. Ты просто помогаешь взрослому, который еще не закончил взрослеть, и помощь эта состоит в том, что ты создаешь ему постоянную возможность для самовыражения и проявления его собственных способностей. Что он делает с ними — его личное дело. В лучшем случае ты можешь служить примером. Он будет учиться на том, что ты делаешь, а не что говоришь. — Берди улыбнулась. — Это создает массу неудобств. Приходится следить за собой.
— Отдает махровым эгоизмом.
— Это и есть эгоизм, — согласилась она. — Послушай, единственное, что ты можешь дать детям, — это свое собственное благосостояние. Они должны видеть в тебе источник всех благ во Вселенной. Если этого не произойдет, они не узнают, что такое возможно. Многие родители буквально сходят с ума, не понимая этого. Они считают, что их предназначение — жертвовать собой ради детей. Не делай этого, Джим. Ты доведешь до сумасшествия и детей, особенно если начнешь думать, что они обязаны тебе. Не жди отдачи, потому что ты все равно ее не получишь. Взросление — тяжелая работа. Дети не собираются задумываться над тем, что с ними станется. Предоставь им идти своим путем, потому что они чертовски уверены, что другого пути просто нет.