Поднялось несколько рук.
— Что мешает Маккарти выйти из зала?
— Дверь заперта и останется запертой, пока ее не откроют мои помощники.
— А если Марисова откажется?
— Попросим кого-нибудь другого. — Форман оставался невозмутимым.
— А если все откажутся?
— Тогда я выстрелю. Ничто не может изменить ситуацию. Процесс будет продолжаться, пока Маккарти не умрет.
Форман махнул женщине в первом ряду.
— Я не собираюсь спорить с вами, — сказала она. — Я просто хочу спросить: почему? Почему необходимо убивать Маккарти для этого вашего процесса?
Форман тщательно подбирал слова.
— Вспомните, что я говорил в самом начале. Мы здесь ничего не объясняем. Мозг пытается обойти цель окольным путем. Если вы хотите остановить сороконожку на бегу, спросите сначала, в каком порядке она передвигает ноги. Мы нацелены на результат. Единственное объяснение, которое вы можете здесь получить: потому что это необходимо для достижения результата.
— Вы избрали зверский и бессердечный способ добиться цели. Разве нельзя просто сказать, что мы должны понять?
Форман посмотрел на нее.
— Не думайте, что мы это не обсуждали. Если бы существовал другой путь, более легкий, мы бы выбрали его.
Женщина села.
Форман обвел всех взглядом.
— Вы наблюдаете отрицание? Видите, как пытаетесь опровергнуть сложившиеся обстоятельства? Вы до сих пор не воспринимаете это всерьез. — Он указал на другую поднятую руку.
На этот раз встал мужчина.
— Виноват, но я не верю, что президент Соединенных Штатов мог разрешить такую дикость. Не верю. Если вы говорите серьезно, тогда вы — убийца и просите нас стать соучастниками. А если несерьезно — если это трюк, как сказал Родмэн, — то это тем более насилие. Я собираюсь обратиться к сенатору Броуди. Когда это станет достоянием общественности…
Форман поднял руку: — Прошу прощения, но сенатор Броуди — один из наших выпускников.
— Тогда я сообщу другому сенатору. Все равно я не верю этому…
Форман спокойно посмотрел на него: — Я допускаю, что вы правы. Может, замените Маккарти?
— Э… — Мужчина растерялся. Все рассмеялись.
Форман улыбнулся.
— Это первый признак того, что вы воспринимаете это всерьез. Кто хочет поменяться местами с Маккарти? Кто действительно и искренне не верит мне?
Не поднялась ни одна рука.
Форман усмехнулся.
— Неожиданно всем своя шкура оказалась дороже. — Он снова пустился в рассуждения: — Думаю, что большинство по-прежнему придерживается отрицания. Вам не мешает знать, что отрицание, по крайней мере, претендует на звание разумного поведения. — Он улыбнулся. — Подождите, скоро мы доберемся до злобы. Злоба ужасна — в ней нет притворства. Вы сами увидите. Кто еще хочет отрицать сложившиеся обстоятельства? Маккарти? — Он повернулся ко мне.
Я медленно покачал головой.
Форман как-то странно посмотрел на меня, потом перевел взгляд на Марисову: — А вы? Марисова ответила размеренно и четко: — Я не выстрелю. Не могу. И не буду. Маккарти не совершил никакого преступления. Он не заслуживает смерти.
— Согласен: он не совершил никакого преступления и не заслуживает смерти. Но он все равно умрет. Мы все умрем когда-нибудь. Ну что? Вы будете стрелять?
Она прошептала по-русски: — Ньет.
— Спасибо. Можете вернуться на место. Марисова спустилась с помоста, села и, спрятав лицо в ладони, тихонько заплакала.
Форман подождал, пока его помощник убедится, что с женщиной все в порядке, и повернулся ко мне.
— К сожалению, вам, Маккарти, так легко не отделаться. С вами что-то не так?
Я снова покачал головой. Форман обратился к аудитории: — Ладно, Марисова не будет стрелять. Кто будет? Ни одна рука не поднялась.
— Ну, давайте! — сердито прикрикнул Форман. — Иначе мы просидим здесь весь день! Должен же найтись Феди вас, дефективных павианов, кто-нибудь, кому не терпится покончить со всем этим!