Ему не хотелось выходить. Сам он предпочел бы остаться, наслаждаться ленивым теплом, пить кофе в кухне, чувствовать запах готовящегося обеда, глядеть на играющегося на ковре сына, прерывающего раскладывание кубиков лишь затем, чтобы улыбнуться папе и маме. Мужчина почувствовал разливающееся внутри тепло, эта сцена была ну просто нереальной. За окном серый ад, а здесь — рай. Неяркий свет, запах слегка пригоревших тостов, милый цвет кухонной буковой мебели, его жена в спортивной блузе с капюшоном, с прикрытыми глазами, добрая и спокойная, словно богиня домашнегно очага в своем сонном пока что еще королевстве, черпающая силы из гармонии мира.
Мужчина деликатно обнял ее, сунул лицо в разлохмаченные волосы.
Женщина вздохнула.
И мужчина понял, что именно эта гармония, вот что никогда ему не надоест. Что он может иметь ее больше, как можно больше, сколько можно будет. Что семья — это наркотик, дозы которого никогда не превысить. И он был настолько уверен в этом решении, что вновь его переполнил радость и сила.
Он взял руку жены в свою руку.
— Знаешь, какая добрая весть имеется? — мягко спросил мужчина.
Та отрицательно тряхнула головой, не открывая глаз. Мужчина поглощал ее тепло и запах, он подумал о сырой весенней земле, о набухшем, готовом расцвести бутоне.
— У нас будет большая семья. Над нами будут смеяться, что мы завели детский сад, а мы сами будем смеяться над ними и будем очень счастливы. Хочешь такого?
Женщина повернулась к нему. Глаза ее были широко раскрыты, только муж не видел в них домашней богини, готовности плодородной земли. Он увидел издевку и решительность.
— Очень хочу, — прошептала женщина. — Очень хочу тебе кое-что сказать. Сейчас, здесь, немедленно.
Она посильнее сжала его ногами, обняла и толкнула в бок. Им удалось перевалиться, не разъединяясь, и теперь она была сверху. Она выпрямилась, прижалась к нему как можно плотнее и быстрыми рывками стала двигаться вперед и назад, издавая стоны — как он считал — более громкие, чем того требовала ситуация. Он и сам подумал над тем, а не повздыхать ли и ему самому, чтобы потом она не насмехалась, утверждая, что оба занимаются сексом глухонемых, но посчитал, что на данном этапе ей и так до лампочки, так что, вместо стонов, схватил ее за жесткий, худощавый зад и сильно сжал, она громко вскрикнула, что, в свою очередь, возбудило его настолько сильно, что кончили они практически одновременно. Превосходно.
Женя еще немного шевелилась на нем, урча и смеясь попеременно, а прокурор Теодор Шацкий подумал, что завидует женщинам, когда у них случается оргазм. При этом он воспользовался оказией, чтобы проверить, сколько времени, и прочитать эсэмэску от доктора Франкенштейна.
— А я вижу, — пробормотала Женя, не открывая глаз.
Он не очень-то знал, что сказать, потому отложил телефон и заурчал таким образом, чтобы это, по его мнению звучало словно сексуальное исполнение. Чтобы было ясно: он испытывал громадное удовлетворение, но не понимал, почему это должно было стать причиной опоздания на работу.
Жена вздохнула в последний раз и скатилась с него.
— Мне просто необходимо трахнуть тебя в тоге, — заявила она.
Голос ее, всегда немного гортанный, после секса делался еще более хриплым.
— Лучше всего — в суде. Не знаю, почему, но меня это ужасно возбуждает. Как ты считаешь, нас пустят туда после работы?
Шацкий лишь выразительно глянул на женщину и встал с кровати.
— Ну что? Чего ты на меня так смотришь? Это же не сутана. Впрочем, и то, и другое, в какой-то мере — всего лишь кусок материи. Опять же, сутана меня совершенно не возбуждает, бе-е-е, для меня она ассоциируется с мужчинами, которые не пользуются одеколоном. — Женя и сама встала с постели. — То есть, не думай, будто бы у меня имеется какой-то опыт в этом, об этом не может быть и речи, но я никогда не чувствовала, чтобы священник чем-то пах, когда я проходила мимо него в магазине или как-то так. Ну, не то, чтобы я специально нюхала, ты меня слушаешь?
— Не то, чтобы я специально нюхала, ты меня слушаешь? — ответил Шацкий, надевая сорочку. В шкафу его всегда ждали три готовых комплекта: отглаженный костюм с сорочкой, начищенные туфли, галстук, запонки в полиэтиленовом мешочке, закрепленном на вешалке. Женя вечно смеялась над этим мешочком, но если бы запонки он держал в кармашке пиджака, ткань могла бы деформироваться.