Сэм глубоко вздохнул и достаточно уклончиво ответил на вопрос Хейла:
— Семьи — я имею в виду особенно Уолтеров и Харкеров — не ударят открыто. Они не захотят быть связанными вашей смертью. Они не боятся масс, потому что у масс нет организации. Вопрос о революции никогда не вставал, потому что для революции никогда не было причин. Семьи беспристрастны. Только в связи с такими делами, как этот колонизационный крестовый поход, может возникнуть такой вопрос, и я надеюсь, что этот вопрос для них опасен. Потому что впервые массы будут организованы вокруг идеи крестового похода, — он искоса взглянул на Хейла, — У меня есть идея, как использовать это, но… — Сэм взглянул на мыльный экран телевизора в стене, — пока я не могу объяснить ее.
— Хорошо, — Хейл говорил спокойно.
«Это вполне нормально», — сказал себе Сэм, со внезапно убыстряющимся пульсом осознавая впервые за все время, что для этого человека война — великолепная вещь из прошлого — была семейной историей. Он видел так знакомые ему убийства и сам убивал. Угроза смерти так знакома ему, что он смотрит ей в лицо спокойно. Сэм заново возненавидел его.
— Тем не менее, — он заставил себя говорить спокойно, — я собираюсь продать себя за идею крестового похода. Могу я говорить?
Хейл улыбнулся и кивнул.
— Перед нами проблема завоевания новообращенных. Нам нужна рабочая сила. Первые до́роги… Вторые… Вы сможете защитить своих помощников?
— От любой опасности — но не от скуки. И не от некоторых вещей, например, лишайников — они могут пробраться в вентилятор и съесть человека живьем. Некоторые клетки мутируют под влиянием ультрафиолетового излучения. О, это не просто приключение.
— Значит, нам понадобится защита. И неудовлетворенные люди — преуспевшие в технике и неудачники в личных делах.
— Что же вы предлагаете? — лаконичный голос наполнял Сэма неосознанным возмущением. У него было подозрение, что этот человек знает большинство ответов, что он частично ведет Сэма за собой, чтобы испытать его, надеясь, что испытание выявит свежие мысли, которые он потом сможет использовать для себя. И все же — под уверенностью, под всем огромным опытом Хейла проявлялась иногда и такая наивность, что Сэм не терял надежды. В сущности своей Хейл был крестоносцем. В сущности своей он был самоотверженным мечтателем. И даже миллион лет опыта, а не несколько столетий — не дали бы ему того, с чем был рожден Сэм. Да, стоило попытаться…
— Конечно, нам нужны не только неудачники, — продолжал он. — Нужно выяснить, почему они недовольны. У вас были техники в старые дни, когда велись войны?
Хейл кивнул.
— Да, но за ними стояли традиции вольных товарищей.
— Мы начнем новую традицию. Но пока не знаю, какую. — Сэм задумался. — Можете ли вы просмотреть психозаписи и личные дела этих старых техников?
— Некоторые из них, должно быть, сохранились. Думаю, что смогу, но зачем?
— Это понадобится позже. Но, я думаю, в этом ответ. Найдите факторы, способствовавшие их успеху. Используйте большие интеграторы. Это даст нам возможность правильно решить уравнение. Потом определите факторы, которые создают неудовлетворенность современных техников. Неизвестное — в успехе техников периода войны плюс эквивалент старой традиции. Отыщите тех, у которых сегодня есть этот ИКС, и дайте им новую традицию.
Я займусь пропагандой и семантическими комментариями. Сейчас нам нужно верно направить общественное мнение. Нам понадобится ключевое слово, знамя. У современных крестоносцев должна быть прекрасная пропаганда и реклама. Я дал вам решение проблемы техников, а теперь — относительно рабочей силы и финансовой поддержки. (Сэм взглянул на спокойное лицо бессмертного и отвел взгляд); он продолжал: — Придется тщательно подбирать добровольцев. Не так уж много сильных людей осталось у человеческой расы. Но они не дрогнут при первой же опасности. Мы заставим каждого потенциального колониста пройти серию очень строгих тестов. Обманем их, если сможем. Одна серия — ответы для публики; другая — для нас. Нельзя открыто отвергать человека из-за потенциальной трусости — иначе остальные откажутся проходить тест. Но мы должны знать.
— Ну что ж, неплохо, — сказал Хейл. — А деньги?
— Много ли их у вас?