Элайджа неуклюже пожал ее руку. Непривычное ощущение – он предпочитал минимизировать физические контакты.
– Спасибо, – пробормотал он, изучая ее. Смуглая кожа, черные волосы, собранные в практичный хвост, решительный взгляд. Он оценил бы ее лет на тридцать пять. – Вы инженер?
– Главный координатор проектов климатической инженерии, – ответила она с легкой улыбкой. – В основном работаю над системами атмосферной регуляции и глобальными климатическими моделями.
– Доктор Пател является одним из архитекторов Тихоокеанского солнечного щита, – вмешался Вебер с явным энтузиазмом. – Ее команда завершила проект на шесть месяцев раньше срока и на двадцать процентов ниже бюджета. Настоящее чудо инженерной мысли и менеджмента.
Элайджа нахмурился.
– А что привело климатического инженера в ГЦСФ? Разве вы уже не "спасли мир" от глобального потепления? – В его голосе прозвучало больше сарказма, чем он намеревался.
Ситара не дрогнула.
– Мир нуждается в постоянном спасении, доктор Хокинс. Наши атмосферные щиты лишь временное решение. – Она кивнула на его дисплеи. – Кроме того, солнечная физика напрямую влияет на наши климатические системы. Консорциум считает, что более тесное сотрудничество между нашими областями принесет пользу обеим сторонам.
Вебер хлопнул в ладоши.
– Именно! Доктор Пател будет работать здесь в течение нескольких месяцев, создавая основу для совместной программы между ГЦСФ и Консорциумом. Элайджа, ты будешь ее основным контактным лицом. Покажи ей, как мы работаем, предоставь доступ к данным, все такое.
– Что? – Элайджа выпрямился. – При всем уважении, директор, у меня и так слишком много работы. Почему бы вам не назначить кого-то из отдела связей?
Вебер перестал улыбаться.
– Потому что мне нужен кто-то, кто действительно понимает данные, Элайджа. – Он понизил голос. – И, если быть честным, мне нужен кто-то, кто заставит тебя немного больше общаться с людьми. – Он обернулся к Ситаре с восстановленной улыбкой. – Доктор Пател, я оставлю вас с доктором Хокинсом. У него самые актуальные данные по солнечной активности, и он с радостью введет вас в курс дела. Не так ли, Элайджа?
Элайджа подавил вздох.
– Конечно, директор.
Как только Вебер вышел, в кабинете воцарилась неловкая тишина. Ситара, казалось, не обращала на нее внимания, изучая трехмерные модели, парящие над столом Элайджи.
– Интересная визуализация, – сказала она наконец. – Это зона конвекции?
Элайджа помедлил, затем развернул свернутые ранее данные.
– Нет, это ядро. – Он махнул рукой, и модель расширилась, заполняя пространство между ними пульсирующим светом. – Смотрите сюда. Видите эту область? Характер нейтринного потока изменился. Сначала незначительно, но за последние полгода изменения стали существенными.
Ситара обошла вокруг голограммы, хмурясь.
– Что именно это значит?
– Это значит, что термоядерные реакции в ядре Солнца перешли в нестабильную фазу. – Он встретил ее взгляд через мерцающую проекцию. – Это значит, что наша звезда ведет себя способом, который не соответствует ни одной из существующих моделей.
– Звучит серьезно, – сказала Ситара, но в ее голосе Элайджа уловил нотку скептицизма. – Но Солнце существует миллиарды лет. Вероятно, у него бывают периоды флуктуаций, которые мы просто не могли наблюдать раньше.
Элайджа криво улыбнулся.
– Вот именно это и говорит научный комитет каждый раз, когда я предоставляю свои отчеты. – Он приблизил еще одну область модели. – Но есть еще кое-что. Взгляните на этот график корреляции между нейтринным потоком и магнитной активностью короны. Они должны быть связаны, но не настолько тесно. И уж точно не должны показывать такую синхронность с пятидневной задержкой.
Ситара наклонилась ближе к данным, ее брови сошлись вместе.
– Хм. Действительно странно. – Она выпрямилась. – И каковы потенциальные последствия?
– В лучшем случае? Ничего. Аномалия стабилизируется, и Солнце вернется к своему обычному циклу. – Элайджа сделал паузу. – В худшем? Серия сверхмощных вспышек, которые могут вызвать электромагнитные импульсы, достаточно сильные, чтобы разрушить большую часть электронной инфраструктуры Земли, не говоря уже о радиационном воздействии.
– Как вспышка Кэррингтона, но хуже? – спросила Ситара, упомянув знаменитое солнечное событие 1859 года, которое вывело из строя телеграфные системы по всему миру.
– Намного хуже. Мы говорим о вспышках в сто раз мощнее. – Он указал на другую группу данных. – Смотрите, что происходит, когда я экстраполирую эти тенденции на ближайшие два года.