- Так, спокойно, - пробормотал Ярс, не узнав своего голоса. Утроба наружу рвется, хорошо, что пустая. Видал и раньше мертвяков, но чтоб таких!
- Спокойно! Это разбойники, потому и подверглись бесчестной смерти. Сюда бы Ура подвесить, чтобы впредь не баловал!
Помогло, но не очень. Муть унял кое-как, а вот пить совсем расхотелось. Так и ушел, не оглядываясь.
[1] Волкулак (волколак, волкодлак) - оборотень (прим. автора)
Часть II. Глава IV
Глава IV
Княжье дело
Очередного перекрестка достиг после полудня. Ярило-бог разгулялся уже всерьез, ни облачка на небе, ну да ладно. Меньше пьешь - меньше потеешь. Так и шагал легко, пока не мелькнуло впереди синее полотнище. Остановился даже: одернуть рубаху, штаны отряхнуть, медальон пошоркать от первой ржавчины. Синее полотнище на шесте - знак княжеской власти. Так уж заведено при Закатной Лиге, что стоят на иных перекрестках башни, над каждой вьется такой знак, а внутри размещен отряд стражников. Порядок блюсти, вдали от городов. Рядом непременно будет помост для глашатаев и свершения казней, а обочь лепятся харчевни и постоялые дворы. Ближе к власти и к зрелищам.
Как заведено, так и вышло: всё здесь на месте. Башня сбита из дубового бруса, с бойницами поверху, к ней впритык жилая изба для стражи. На высоком помосте громоздится плаха, но иных палаческих измышлений не видно. Суровые пытки и казни вершатся в городах, а у здешней стражи есть кнут, топор, да петля. Народу перед башней изрядно, будто ждут чего. Двое стражников у помоста в полном доспехе: кольчуги, шлемы островерхие, щиты, мечи, копья. Грозный вид и блеск начищенного железа. «У стражника досуга полно, он и доспех полирует» - старая воинская насмешка пришла на ум, заставив улыбнуться. Переиначенная присказка про кота. Оскорбительно, зато правда. Не ходят стражники в дальние походы, не мокнут под ливнями, не спят на голой земле, чему каждый воин обучен. Откуда взяться ржавчине на кольчугах, обо что тупиться мечам?
- Идет, идет! - народ качнулся вперед, но из башни высыпали уже люди в железе, не меньше десятка. Скрестили копья, отжимая толпу, коридор образовался до самого помоста. Прошел по коридору человек, одетый непривычно: поверх рубахи синий плащ до земли, а из всех доспехов только шлем. Плосковерхий, как принято в Лиге.
- Кто это? - вопрос Ярса в воздухе повис. Замерли люди, напряглись, ловят взгляд синеплащника, будто способен каждому в голову проникнуть. Узкое злое лицо из-под шлема, ни усов, ни бороды.
- Суров, однако. Ишь, пялится!
- Это волостной профос, - шепнули Ярсу на ухо. - Человек тиуна Перебельта, из самого Залесья приехал суд вершить!
О профосах Ярс и прежде слышал - тоже из Лиги словечко пришло. Вся Каста Стражников организована на закатный манер, и названия сплошь оттуда. Профос, карающий меч власти, хоть в волостных городах, а хоть и в столице. Судит сам и казнит, если нет рядом Касты Правителей, ему можно.
- И над кем будет суд?
- Так был уже! Над разбойниками и княжьими татями[1], кто Установления нарушил.
- Сладко поёшь, убогий, - проворчали с другого боку, не особо голос снижая. - Если кто и есть тут разбойник, так это твой профос! Упырь кровожадный!
На это Ярс обернулся - у кого здесь столько храбрости?! Обычный, с виду, мужичок, щуплый. Медальон Касты Добытчиков дополнен вторым, поменьше: оленьи рога в круге. Охотник, стало быть. Кастовый знак для всех един, но охотники - люди дерзкие, непоседливые, зазорно им равняться с землепашцами. Сами себе отличие выдумали.
- Ты чего это, почтенный?
- Не твоя забота, воин, - отозвался мужичок грубо, но без заводки. - Я человек вольный, говорю, что думаю! Брата моего нынче под топор выведут, а упырь-профос будет дальше здравствовать!
- Брат твой разбойник, небось? - вопросил тот голос, что первым беседу начал. Пришлось и туда обернуться. Названный «убогим» так именно и выглядел: тоже щуплый, только нет в нем охотничьей жилы и характера. Сутул, бороденка нечёсаная, скоморошеский медальон порыжел от ржавчины. Взгляд тоже дурной, бегающий.
- Разбо-ойник, по глазам вижу! Радуйся, что не вздернут его, а лишь на плаху положат, всё меньше бесчестья!
- Ну, ты! - лицо охотника посуровело, но сдержался, лишь рука за пазуху дернулась. - Язык присмири, убогий, пока я тебе не укоротил!