Снова боль, снова перевернуться. Глотнул бы холодного квасу, да не встать сейчас. Ночь глухая, самый Час Волка - привык в это время купеческий двор сторожить. Ждать, пока откроется дверь и... нет, об этом не думаем! Глядит в окно народившийся месяц, шебуршит где-то мышь, или домовой. Глаза не закрыть - теперь Кутуш явился, весь окровавленный. Подтверждение словам Бирюка: жил здоровяк как дуб, просто и прямо, потому срубили до срока. Или вовремя? Был приказчиком-торговцем, а погиб самой воинской смертью, самой мужской! Ты, кедр названный, что сделал для своего нанимателя?! Для него, и для той, что верила в тебя! Струсил в гибельный миг?!!
- Неправда! Я бы ради нее жизнь свою... но это же Закон!
Горячечный шепот во тьму, горло пересохло, некому слышать, кроме себя. Без обмана, как есть. На разбойников кинулся бы с налету, и будь, что будет - души погибших в бою спускаются к Ядуну гордо - но тут другое. Жезл тут! Против Жезла пойти - весь уклад перевернуть, и какая жизнь после этого?!
Под утро заснул-таки, спекся. Разное снилось, но глаза размежил, наполненный спокойствием. Знал теперь, что делать.
- В столицу пойду, к самому князю, - объявил, когда сели с Матяшем утренничать. - У Ямполка таких волостей много, за всеми не уследит, а тиун... не по Закону тиун поступает.
Тяжкие слова, с трудом горло проскочили. Вчера еще думать такого не мог, но за ночь многое внутри народилось. Стрый ложку до рта не донес, во взгляде мелькнуло странное.
- Ты не прихворал, братанич? Скулы вон торчат и глаза красные. Из-за девки всё?
- Не зови ее так!
- Ишь, какой горячий! На родича с кулаками готов?
- Прости, стрый. Я...
- Ладно, ни к чему слова. Про купца твоего весь город знает. Княжьими татями его с женой объявили уже, а вот приговора пока что нет. Даже если нынче подсуетятся, раньше следующей недели не казнят. Ямполк челобитные каждую седмицу[2] принимает. Тебе до него как раз дней пять дороги. Если поверит тебе - успеет до недели сюда гонца прислать. С помилованием, али еще с чем.
- Благодарю за добрый совет, - ответил Ярс чинно, а ноги уже разгибались, поднимали с лавки. - Немедля и пойду!
- Да сядь ты, скорый, - проворчал Матяш, не сводя всё того же взгляда. Чудного, любопытствующего.
- Сядь, говорю! Подкрепись, как следует, в баньке попарься, одежду и скарб проверь. По-хорошему, дремануть тебе надо, лица нет.
- Не до сна мне, стрый! Сейчас пойду!
- Жуткое дело - заноза сердечная, - махнул родич рукой. - Иди уж, коль поймал эту напасть! Я в твои лета ради одной бабы тоже на всё был готов. Ради Славицы, матери твоей. Месяц бы с неба достал и к ногам бросил... а она себе Граба в мужья выбрала. Он хоть брат мне был, а иной совсем. Не видала от него Славица ни души, ни ласки. Что глядишь, удивлен?
- Не шибко. Нрав у батьки был тяжелый, это помню. Не знал лишь, что тебе матушка была по сердцу.
- А тебе и не следовало знать, - буркнул стрый, смутившись, вдруг. - Ты не думай, Ярс, у нас со Славицей и в думах не было! Она, бедняжка, его одного и любила. А он даже правды не пошел искать, когда...
- Что?
- А, неважно! Родная кровь он мне был, но говорю, как уж есть. Знал свой предел, выше головы даже глянуть боялся, паче прыгнуть. Ты, братанич, не в него получился, небо и земля! - тут Матяш вскинул голову, и лицо его показалось Ярсу прекрасным. Жизнью наполненным, как бывает у людей перед великими свершениями.
- Ступай, парень, не бойся на пути ничего и не жалей ни о чем! Раз-другой оглянешься, потом оступишься, а там и вовсе ноги не пойдут. Взгляни на меня и сделай не как я. Тогда будет, что вспомнить в мои лета. Ступай...
[1] Видок - свидетель, очевидец (прим. автора)
[2] Седмица - седьмой день девятидневневного цикла, «недели» (см. «Глоссарий. Календарь»)
Часть III. Глава I
ЧАСТЬ III
В пути
Глава I
Капище и храм
Есть люди, сотворенные Сарусом для оседлой жизни, но есть и другие. Те, кому в пути веселее, чем по прибытии.
Ярс сегодня причислил себя ко вторым. Вышел из дому без сна, с тяжелым сердцем, но уже за городом легче стало. Разогналась кровь по жилам, а поганый дух сточных канав сменился травяным, да цветочным. Мощеная дорога от городских ворот (другой нынче стражник, не Зван) втекла за холмом в широкий и пыльный Большой шлях. Так и пойдет теперь, поприще за поприщем, до самого Вышнеграда. Столбы на обочинах, навоз под ногами, людской поток в обе стороны. Было здесь, на что посмотреть - особенно если прежде никогда в столицу не странствовал. Высшие касты во всей красе: расписные возки правителей и купцов, повозки жрецов черно-белые и черменые. Стражники конными отрядами, в изукрашенном доспехе. Добытчиков и ремесленников тоже хватало, но их телеги ползли обочиной, чистый люд не пачкали.