- Это худо, что живой, больнее выйдет. Сам понимаешь, нельзя нам тебя отпускать, никак нельзя, - вкрадчивый голос, неспешные шаги. Разве уйдешь от него на четвереньках, задом наперед?! Конечности уже послушны, но сил нет, и голова кругом.
- Нельзя тебя отпускать, глупыш. Ну, куда ты ползти собрался опосля моих травок? Никуда уже не уползешь. Х-хэк!
Опять увернулся чудом - ударил топор мимо, в мягкое. В тело людское, смердящее кровью. Перекатиться, на ноги встать... не держат пока! Ползти!!!
- Экий ты шустрик, не угонишься! Сапоги из-за тебя вывозил, отмывать теперь! Гляди, разозлишь, долгую смерть тебе выдумаю!
Оружие - где оно?!! Палицу забрали, на виду была, а вот нож... на месте нож!!! Сзади, на поясе! Клинок длиною в ладонь, скругленное острие - зато отточен на славу. Резать, не колоть!
- Долгую смерть удумаю, лютую! Подставь лучше голову... во-о, молодец! Так и стой на карачках, да затылок повыше!
Ярс подчинился - с поднятой головой удобнее. Колени под себя, руками упереться, а нож под ладонью уже, обратным хватом.
- Не бзди, малец, всё ловко получится! Не ты первый!
Клевец еще поднимался, а Ярс уже прыгнул с коленей в кувырок. Махнул ножом под колено, сукно и живая плоть хрустнули, еще перекат.
- Ахр-р! Ну ты.. ты... сучий выкормыш!
Страшен приказчик - жилы на ноге порезаны, упал, но поднялся тут же. Левой ногой запрыгал, вторая волочится.
- Хотел помилостивей с тобою, а теперь кишки выпускать буду, в костер живьем пихать!
- Ну, давай, - сказал Ярс тихо, оборачиваясь лицом. Ноги выпрямились, наконец, дернул с земли что-то твердое. Ветку обломанную, в человеческий рост.
- Давай, упырина, поглядим!
Словам не осталось места, и страху тоже, лишь холодная ярость. Как у предков, наверное. У тех, что шли с настоящим оружием на смертную битву. Враг надвигается тяжело, топор рисует круги со свистом.
- Х-хэк!
Шаг в сторону, железо свистит мимо, а тяжелая ветка бьет по чужой спине. Еще удар, еще, хруст дерева, обломок в руках. Выставить перед собой!
- Порррррву!
Черный страшный человек прыгнул, и ненависть метнулась вперед него, а тело подвело. Запнулось и упало, чуть не достав - прямо на острый обломок.
- Да ты... - просипел Сутяй удивленно, голову опуская. Дернул древесину из груди, но Ярс нажал сильнее, всем страхом и яростью.
- Я тебя... кишки... хр-р...
Топор приподнялся и выпал, руки обвисли, а там и тело рухнуло. Уперлось в землю обломком, насаживаясь глубже. Замерло.
- Сдохни, упырь, - прошептал Ярс, не чуя губ. Ноги пятились уже сами от страшного места, провонявшего кровью, освещенного бледным месяцем. От обалдуев-землепашцев, назначенных зверью на корм - один и в смерти сумел отомстить, об него убийца запнулся. От самого убийцы, проткнутого колом - достойная гибель для вурдалака!
- Сдохни! Сам Ядуну кланяйся!
Тени у костра в темноту вглядываются, чуют неладное. Пойдут сейчас проверять, а сил уже нет. Шумит в голове отрава, конечности снова тяжелеют. Бежать! На карачках, ползком, подальше!
Ярс успел заползти в траву, и его вырвало. Дальше рвало почти непрестанно.
Часть III. Глава V
Глава V
У костра
Рассвет облегчения не принес. Отродясь еще не было такой грязной и промозглой ночи - Злая Яма в подметки не годится! Кишки крутило, будто исполнил Сутяй свою угрозу, будто нож туда воткнулся и роется. Ноги не держали, в глазах огневой хоровод. Полз, блевал, снова полз. Засыпал иногда, чтобы проснуться от холода. Жалел иногда, что не умер.
Утро застало Ярса скрюченным в комок. Лежал, нагревшись, и стылые видения помалу отступали. Сел, наконец, озираясь, как раненый зверь. Безлюдье кругом, разнотравье и редкие деревца, рубеж между лесом и болотом. Пресветлый его сохранил, или Ядун принять отказался - никто не нашел полумертвого Ярса и не добил в эту злую ночь. Будем, значит, жить!
Нужные травки сыскал не сразу. Из тех, что показывали учителя в Гнезде, а потом заставляли распознавать среди сотен других. Сжевал, не чуя вкуса, рот свело горечью, но приятной. Слаще любого меда, вкуснее мясного варева - от того и другого еще долго будет мутить! Найти теперь родничок, напиться вдосталь, еще поспать...
Озерцо нашел к полудню. То самое, с ночного привала. Купцов-головорезов давно след простыл, но Ярс тропу обошел сторожко, едва не принюхиваясь. Долго шоркал одежду в теплой воде, пока не исчезли вонючие пятна. Вместо мыла натерся с головы до ног илистой донной грязью, не раз и не два. Лежал на бережке, отмытый до хруста, одежда сохла рядом, жизнь возвращалась. Вместе с жаждой и голодом. Ни мешка теперь, ни монет, ни даже палицы, один нож. Вертись, как хочешь. Лишний день потерян, и Твердила с женой всё ближе к костру на площади, под незримым оком Закатного бога. Про Зоряну и думать не хочется, аж зубы скрипят от ярости. Хватит валяться, вперед! Произнести еще благодарность водяному, хозяину озерца, а в награду и оставить нечего. Поймет, поди, не обидится!