- Вы будто и не меня назад ждали, а что другое! Я не упырь и не волкулак, оборачиваться не стану!
- Бывают и люди страшнее нежити. Вчера один такой учинил большое злодейство на болотах. Четверых умертвил. Ты его в пути не встречал ли?
- А у него на лбу злодейство начертано? - спросил Ярс улыбчиво. Вилы у пеговолосого до сих пор под рукой, и сидит теперь на корточках, готов в сторону прянуть. Можно бы и дальше скоморошничать, но зачем?
- И как же я не догадался?! Нет ничего на том лбу, просто сам злодей на меня похож как две капли! Со слов почтенного купца Ратусы, небось?
- Ратусы и его приказчика, - кивнул бывший раб с господской солидностью. - Оба утром еще явились в стражу с доносом. С тех самых пор все кордоны настороже, ищут воина молодого, сухого, да черноволосого.
- И глаза чтоб светлые, - сказал тихонько паренек, заслужив хмурый взгляд отца.
- Ну, да, кхм... и глаза чтоб.
- Тут и в воду глядеться не надо, - пожал Ярс плечами. Хитер Ратуса, чего уж там, упредил по полной! Запретных кулей в повозках наверняка уже нет, а в словесном свидетельстве Ярсу не выиграть. Чего стоит слово сопляка из низшей касты против двух почтенных торговцев?!
- В воду глядеться не надо, про меня и была речь. Чего ж ты за вилы не хватаешься, почтенный? Награда не нужна?
Пеговолосый и впрямь оружие оставил, да и поза сделалась расслабленной. Запустил неспешно ложку в котелок, проба снята была с причмокиванием, лишь после ответил:
- Награда, путник, всем нужна, но кто ж ее отдаст смердам? Это первая причина. Вторую сам ведаешь.
- Даже не догадываюсь.
- Ладно тебе скромничать. Я хоть еще не пень трухлявый, но где уж мне успеть против молодого воина?! Особенно ежели ты один четверых упокоил!
- Я этого не делал.
- Тоже могу поверить. Давно по шляху езжу, наслышан про почтенного Ратусу и его дела. Вот тебе и третий повод сидеть спокойно, да делить с тобой пищу.
- Мудрено вещаешь, - улыбнулся Ярс, принюхиваясь к душистому пару. Незатейливая похлебка: просяная крупа опять, да кусок сала - голодный нос каждую мелочь разобрал.
- Я такие речи слыхал только от своих учителей. Чтоб каждая дума на свой крюк подвешена!
- А ты полагал, что смерды сплошь тупы? В грязи роются, и мысли как у свиней? Полагал, я же вижу, - тут ложка пеговолосого опять нырнула в варево, долго дул на нее, заставляя Ярса сглатывать слюну. Парнишка к котлу пока не суется, значит и гостю рано.
- Думы твои верны, и тупых свиней в нашей касте хватает. Только так не всегда было, путник. И сами касты были не всегда.
- Это как? - озадачился Ярс, даже про голод забыл. - В Установлениях же писано...
- А ежели я скажу, что и сами Установления писались, когда многое было забыто? - прищурился смерд. - Разное могу поведать, но тебе оно не нужно. Снедать пора. Кстати, время и познакомиться, коли вместе хлеб ломаем. Я Казим, а это... это дочь моя, Зося.
- Ярс. То я и гляжу, скромноват паренек!
Зося хихикнула, окончательно растеряв серьезность, отец покосился ласково.
- Беда с этими девками! Ни сыграть не могут, ни глазищи спрятать! Потому и везу тайком, чтоб не обидели в пути. Ты кушай давай, стынет быстро.
Ярса дважды просить не пришлось - замелькала берестяная ложка не хуже весла на стремнине. Голод сменился истомой, а там и на беседу потянуло. Обо всем сразу. Про Гнездо и про Залесье, про пламя над башней-свечой и про мудрого жреца в той башне. О чем смолчал, так это о цели пути. Не хотелось вспоминать Зоряну при другой девушке. Пеговолосого Казима не опасался, нутром чуял, что не предаст. Слишком много своего горя познал, родившись рабом. Слишком отвык верить людям и привык надеяться на себя одного.
- Я со скотом очень ловок, - пояснил, когда кончилась похлебка, и проворная Зося утащила котелок к озерцу, шоркать. - С малых ногтей приставлен был навоз кидать, а там оказалось, что любит меня скотина. Ежели я с ней управляюсь, так и доится славно, и жиреет. Хозяева заметили, стали коней доверять, а там и в другие дома пришлось ездить, у кого скот захворал. Кормили сытно, иногда серебром платили. Через то и выкупился. Едем сейчас в столицу за лучшей долей.
- Дочку тоже освободил?
- Зоську-то? Она и сама рукастая, вышивать наловчилась почище ремесленной касты. Единственная отрада моя на старости лет! Ты, путник, с нами не желаешь ли?