- Я тебе сейчас этим бревном голову проломаю, - ответил Ярс тихо, но убедительно. - Стража и дернуться не успеет.
Служка глянул в глаза, улыбка скисла, дальше молча работал. Колода пережала ногу у самой щиколотки, сверху намотнулась ржавая цепь, и замок щелкнул. В каторжном обозе потяжелей навешивали. Дохромал к другим кучам, мешком обзавелся и железякой. Подобную Ярсу вчера чуть в пузо не вогнали, только эта заточена лишь побоку. Скребок и есть.
- Ладно, брат Оникс, не хмурься так уж! Люди и здесь живут, хоть погано совсем. Глянем, что там за мох, а решим после.
***
Мха оказалось полно. Сплошная синева на много поприщ, будто небо отразилось. Красота! Прежний Ярс, веселый птенец Гнезда смеялся бы тут в голос - просто от счастья. От тепла вокруг, от запахов, от всего. Ярсу нынешнему оказалось не до смеха. Долгие часы сюда шли, колода ногу растерла, пришлось хромать. На телеги здесь не пускали, коней берегли, да и не рассядется такая толпа. Стражники ехали попеременке, да еще старец в черном одеянии. Волхв, не иначе, Каста Жрецов. Бормотал всю дорогу, временами развязывал мешочки у пояса и во все стороны, посолонь, летели неведомые смеси. Он ли помог, удача ли, но напасть на идущих никто даже не пытался. Места вокруг лежали однообразные: всё та же красно-желтая равнина, лишь кое-где обширные проплешины. Да это ведь он тут и рос, осенило Ярса - синий мох этот самый! Целые поля его были, но вырваны давно! Всё дальше и дальше за ним приходится отряжать обозы, а это не только время, но и расход немалый. Ночью такую ораву не обезопасишь, придется назад гнать. Каторжане ноги растирают, чаще будут болеть и умирать, кони устают, стража недовольна. Мха добывается всё меньше. Два выхода тут: или ставить новый острог, глубже в болотах, или... или Белая Ватага! Сколько ватажников ни сгинет, а всё выгодней, чем туда-сюда каждый день!
Время за думами шло быстрее. Дохромали, наконец, и увидели те самые поприща сплошной синевы. Опытные стражники вмиг развернулись кольцом, пошли в стороны от дороги, выставив копья. Пару раз на их пути что-то выло и визжало, но к обозу так и не прорвалось. Когда стража встала, внутри кольца двинулся волхв. Три круга сделал, бормоча и разбрасывая из мешочков. Потом лишь пустили каторжан.
- Потрясающая гадость, мох этот! - бормотал Оникс где-то рядом. - Сколько курил по корчмам, а отныне даром не нужен мне! Вонь одна!
Пахло и впрямь чудно: гнилые яблоки пополам с укроп-травой. Растет синий мох поверх обычного, красно-желтого, стебельки сплетаются так, что пальцы устанут рвать. Для того и скребки - резанул пучком и в мешок сразу. Остается время свободной рукой мошкару отгонять. К третьему часу работы летучая напасть стала незаметной, обвыклись. На пятом часу объявили трапезу. Оникс от долгих ползаний не смог разогнуться, и Ярс за харчами сходил сам. Приволок две глиняных кружки с тухлой водой и грубую, с отрубями, лепешку на двоих.
- Что, брат певец, совсем тяжко? Пожуй, сил наберись!
- Ох, благодарю, в глотку не лезет. Ты прости меня, друг, что стонами и нытьем твой слух оскорбляю, это пройдет. Привыкну, Сарусом клянусь!
- Не забивай себе голову, Оникс. Все мы к разному в жизни готовились, а уж для колодок себя точно никто не назначал!
Сам отвел глаза - не хотелось глядеть на певцову ногу. У самого всё болит, но Ониксу вовсе до мяса стерло. Как пойдет обратно? Подорожник здесь не сыщешь... мха ему под колодку напихать? Простого, красно-желтого, да побольше. Придаст мягкости и рану залепит, хоть на время.
Тут Ярс чуть отвлекся, очень уж любопытная рядом беседа шла.
- Я не псина, брехать не буду! - горячился каторжанин из «старых». Так зарос буйным волосом, что лица не разглядишь.
- Дед от своих стариков слыхал, а те тоже не брехуны были! Истинно, лежат эти слезы, ждут своего часа!
- Я твоих прадедов не порочу, - ответил второй, тоже косматый. - Всех уважаю, но лета тянутся, брат! Мы с тобой не жрецы-волхвы, а в сердце Навьих болот залезли! Что мешало другим заползти еще глубже и допреж всё отыскать?!
- Ха, в сердце! Ежели так мерить, то и задницу пока не прошли!
Пререкались лохматые беззлобно, со скуки, на чужого вряд ли окрысятся.
- Простите, почтенные, - сказал Ярс, придвигаясь ближе. - Про какие такие слезы речь ведете?
Каторжане любезничать не спешили. Переглянулись коротко, потом внимание уделено было кружками и лепешкам.
- Большие уши до добра не доведут, - сказал, наконец, первый. - Почто любопытничаешь, малец?
- Да ладно тебе! - хмыкнул второй. - Всё это байки, сам же знаешь! Хабару[1] с них не взять! Ты, малой, слыхал ли когда про битву Саруса с Ядуном?