Родился в мир он от Перуна
И от Днепрянки молодой,
Тогда всё в мире было юно,
Но мир скучал, он был пустой.
Свирель роняла звуки в воду,
Свирель струила песни вдаль,
Но всю безлюдную природу
Безгласно стерегла печаль.
Одна Днепровская русалка
Внимала, как свирель грустна,
Ей Таргитая стало жалко,
Из вод пришла к нему она.
И родились у них три сына.
Был Липо-Ксай, и Арпо-Ксай,
И Кола-Ксай, три властелина,
Но был пустыней Скифский край.
И в Цветень, в месяц снов и мифов,
В день песнеслов и в час игры,
Упали вдруг на землю Скифов
С небес высокие дары.
Соха, ярмо, секира, чаша,
Ниспали быстрой чередой,
Всё то, чем жизнь красива наша,
И каждый дар был золотой.
Подходит старший брат, увидя,
Всё это, мыслит, для меня,
Но злато, в пламенной обиде,
Оделось вскипами огня.
И так же брат подходит средний,
А злато жжёт, – мол, прочь ступай,
И после всех пришёл последний,
Смиренный, младший, Кола-Ксай.
Соха златая остудилась,
Раскрыла землю лезвиём,
Ярмо, всё в лентах, опустилось
На двух волов, что пашут днём.
Секиру в бой ведёт отвага,
А в дни труда она топор,
Лишь в чаше золотая брага
Вечерний расцвечает взор.
Достигши края Амазонок,
Два старших брата взяли жён,
И смех детей их ныне звонок,
Где Волга и Ока и Дон.
А младший брат нашёл подругу
Полянку, жёнку у межи,
И вместе с ней идёт по лугу,
В венке из васильков и ржи.
Но чуть заржут за степью кони,
Звенит и стонет Скифский край:
Сынам о радостях погони
Свирелит песню Таргитай.
Кто кого
Настигаю. Настигаю. Огибаю. Обгоню.
Я колдую. Вихри чую. Грею сбрую я коню.
Конь мой спорый. Топи, боры, степи, горы пролетим.
Жарко дышит. Мысли слышит. Конь огонь и побратим.
Враг мой равен. Полноправен. Чей скорей вскипит бокал?
Настигаю. Настигаю. Огибаю. Обогнал.
Дуга
1.
Всецветный свет, невидимый для глаза,
Когда пройдёт через хрустальный клин,
Ломается. В бесцветном он един,
В дроблении – игранье он алмаза.
В нём семь мгновений связного рассказа:
Кровь, уголь, злато, стебель, лён долин,
Колодец неба, синеалый сплин,
Семи цветов густеющая связа.
Дуга небес – громовому коню –
Остановиться в беге назначенье,
Ворота в кротость, сказка примиренья.
В фиалку – розу я не изменю.
Раздельность в цельном я всегда ценю.
Бросаю клин. Мне чуждо раздробленье.
2.
Как хорошо в цветах отъединенье:
Что рожь, то рознь, хоть мир есть цельность сна.
Мне кровь как кровь, и лишь как кровь, нужна,
Не как дорога семиизмененья.
Семь струн моих, и в них едино пенье,
Но каждая есть вольная струна.
И медный уголь, и змея-волна,
И среброзлато, всё есть опьяненье.
Но ты, что внемлешь мне сейчас, заметь:
Я гром люблю как высшую свободу,
Не красочно размеченную сеть.
Для арфы злато, для чекана медь.
Не пей, дуга, дождей текучих воду,
Мне, капле, дай, средь капель, жить и петь.
Ковчег Завета
Красный, медный, золотой,
Травка, голубь, глубь небес,
И фиалка над водой,
Полноцветный круг чудес.
Есть и крайняя черта,
Чтоб почувствовать полней:
Перед кровью темнота,
Вся в багровостях теней.
И в другом ещё черта,
Берег тот увидь ясней:
Там сверкает красота
Фиолетовых камней.
Ходят громы искони,
Пляшут молнии вверху.
Но воркуют наши дни,
Верь любви, и верь стиху.
Бросься в красные огни,
Буря – свежесть, гром – привет.
Встала Радуга. Взгляни.
Это с Богом есть завет.
Ушедший
Доверчиво жил я с тем племенем странным,
Которое в мире зовётся людьми.
Но скучно в их празднике скупо-обманном,
Пустыня, раскройся, и сына прими.
Остыл я к людскому. Мне ближе стрекозы.
Летучие рыбки, когда я в морях.
И летние розы. И вешние грозы.
И вечер в горячих своих янтарях.
Превращения