Но меня не так просто сбить с панталыку.
– Или мы могли бы уйти отсюда и с этим покончить. У тебя на меня зуб.
– Уверяю тебя, ничего такого.
– Значит, был зуб. С того самого дня на автобусной остановке, когда…
– Нет-нет, – снова говорит Норин и прикладывает палец к моим губам.
– Тяжело говорить, когда ты так делаешь, – бормочу я.
– В этом-то вся и идея.
Я чую Хагстрема раньше, чем его вижу, и мои плечи мгновенно напрягаются. Он скользит под бок к Норин и с непринужденностью первоклассного соблазнителя обнимает ее за голые плечи. По мне буквально прокатывает волна рыцарского духа, и я вскакиваю с дивана, готовый защищать честь Норин…
Но тут она наклоняется и его целует. Это требует повторения: она его целует.А я застываю перед диваном в полусогнутом положении, с занесенной для удара рукой, дьявольски напоминая бронзовую статую какого-нибудь дискобола, по которой случайно проехал каток.
Норин отрывается от губ Хагстрема и пристально на меня смотрит. Вид у нее почти такой же смущенный, как и у меня после лицезрения их с Хагстремом нежного поцелуя.
– Ты знаком с Нелли? – спрашивает она. – Мы помолвлены.
– Помолвлены, – машинально повторяю я. Это слово прыгает у меня в черепной коробке, никаких серьезных повреждений, впрочем, не нанося. – Помолвлены.
– Уже почти год. – Норин хлопает Хагстрема по колену и оставляет там руку. Бриллиант у нее на патьце крупный, но в то же время не нарочито крупный. Мне страшно хочется сорвать это кольцо. – Поначалу Джек не слишком обрадовался. Говорил, нечего бизнес и удовольствие смешивать. Но теперь…
Она снова целует Хагстрема, а я изо всех сил стараюсь вернуть себе самообладание и уйти отсюда подальше. Ничего хорошего не выйдет, если я останусь здесь и стану наблюдать, как они милуются совсем как… гм, совсем как мы с Норин обычно миловались. Но не успеваю я одолеть и десяти футов, как чувствую, что кто-то скользит мне под бок.
– Черт, ты только взгляни, как эти двое за дело взялись. Нашли себе гнездышко!
Под боком у меня Гленда, а в руке у нее бокал настоя. Лед кружит в прозрачной влаге, пока она крутит бокал.
– Это Норин, – сообщаю я ей.
– Ну да, мы прошлой ночью познакомились. Сестра Джека. Классная девчонка.
– Это Норин, – повторяю я. – СтаршеклассницаНорин. – Гленда в свое время слышала рассказы, терпеливо внимая бесчисленным пьяным воспоминаниям о моей утраченной любви.
Требуется какое-то время, чтобы достучаться до ее затуманенного травами мозга, но связь наконец налаживается, и я почти слышу звонок. Гленда поворачивается и окидывает Норин быстрым взглядом – таким взглядом, каким только женщина может изучать другую женщину. Наполовину конкурс красоты, наполовину процедура опознания подозреваемого.
– А, та самаяНорин. Которую ты так продинамил.
– Спасибо тебе огромное.
Гленда пожимает плечами и закидывает в себя остаток настоя.
– Здесь просто изумительно, – говорит она. – Матрац, на котором я спала, наверно, фута три толщиной. Буфет славно затарен. Шкаф с травами не заперт, а климат в нем контролируется… Блин, у них тут даже частный кинотеатр внизу есть.
– Рад, что тебе здесь нравится. А для меня ты кое-чего не выяснила?
– Типа?
– Типа про тех девушек… официанток…
– Ах, да, – говорит Гленда, – они тут повсюду шастают. Здесь, в доме, там, в клубе.
– А ты в них ничего странного не заметила?
– Не-а. А что, следовало?
– Очень может быть. Не уверен. – Прямо сейчас мне просто хочется разыскать Джека, выяснить, нужен ли я ему зачем-нибудь, а потом вернуться в дом Талларико. Я по-прежнему остро чувствую, как грязь с ипподрома покрывает мою личину, и еще острее тревожусь о том, что крошечные частички распад-порошка могут таиться у меня на одежде, только и дожидаясь случая соприкоснуться с плотью диноса.
– Где Джек? – спрашиваю я.
Гленда кивает в сторону задней части пентхауса.
– Видела, как он там вместе с какой-то мелкой пожилой теткой исчез.
– Седовласая, держит себя в форме?
– Ага, она самая. А кто она такая?
– Вообще-то не знаю. И никто, похоже, не знает.
Мы с Глендой направляемся к задней части просторных апартаментов, по ггути обходя всякий антиквариат и предметы искусства, которыми мне, надо полагать, следует восхищаться. Но что я, черт побери, вообще знаю про искусство и антиквариат? В длинном коридоре по обе стороны ряды дверей, все заперты.
– Джек? – окликаю я. – Ты здесь?
Приглушенный стон из самого конца коридора. Мы с Глендой делаем еще несколько шагов.
– Джек, это ты?
Раздается еще один стон, и мне начинает казаться, что это как раз тот самый момент любого хорошего фильма ужасов, когда вся публика встает на ноги и орет мне бежать отсюда куда глаза глядят, хотя предпочтительнее – в ближайший полицейский участок.
Кряхтение, стон, краткий сдавленный рык – и все из-за той дальней двери. Я смотрю на Гленду.
– Как думаешь?
Она пожимает плечами:
– Это твоя ответственность.
Тогда я собираюсь с духом, готовлюсь резко стартовать…
Тут дверь раскрывается, и оттуда выкатывает Джек. На обезумевшего зверя он решительно не похож, и огроменный нож у него из спины тоже не торчит. Тем не менее он выглядит совершенно измотанным. Каким-то высохшим. Трехдневной давности воздушный шарик, вялый и сморщенный.
– Винсент, – шепчет Джек, и грудь его медленно вздымается, пока он с трудом втягивает в себя воздух. – Не знал, что ты уже сюда прибыл.
– Ага, всего минут двадцать тому назад…
Тут я умолкаю, видя, как за спиной у Джека из комнаты выходит пожилая женщина. Встречая мой пристальный взгляд, она мило мне улыбается. Затем хлопает Джека по плечу и что-то шепчет ему на ухо.
– Отличная мысль, Одри, – говорит Джек. – Так мы и сделаем. – Затем он снова обращается к нам с Глендой. – Давайте дойдем до универсама, мягкого мороженого поедим.
– Мягкого мороженого? В смысле, из автомата?
– А что? Для мягкого мороженого из автомата Винсент Рубио теперь слишком хорош?
– Да нет, – говорю я. – Просто… просто ты малость усталым выглядишь…
Джек нажимает на кнопку своей самоходной коляски, и она устремляется вперед, едва меня не сшибая.
– Тогда за мой счет. Уверен, вам с Норин требуется какое-то время, чтобы поладить. А с мягким мороженым ностальгия всегда легче проходит.
Его хорошее настроение кажется несколько вымученным, но, с другой стороны, я уже давненько мягким мороженым не баловался. Рапторы особенно подозрительно к нему относятся из-за наших крупных пазух, куда оно порой попадает. Но бесплатный десерт есть бесплатный десерт, а потому мы с Глендой спешим за Джеком, спускаемся на лифте и садимся в лимузин.
Вся компания состоит из меня, Гленды, Джека, Хагстрема и Норин. Несмотря на массу возможных тем для разговора, мы глухо молчим. Джек при желании определенно смог бы катнуть шарик, но он вяло полулежит на сиденье, почти утопая в черной коже.
– Джек, – спрашиваю я, – ты уверен, что хорошо себя чувствуешь?
Он кивает и поднимает оба больших пальца кверху, но даже это ничтожное усилие явно что-то из него забирает. Я задумываюсь, не начинает ли СМА, его болезнь, резко прогрессировать дальше. Возможно, мы все об этом думаем. Возможно, именно поэтому мы так молчаливы.
– Джек будет в полном порядке, – негромко говорит Норин. Создается впечатление, что она убеждает саму себя. – С ним все хорошо. – Она подтягивает брата к себе и чмокает его в лоб. Приятно видеть, как далеко они зашли со времен подзатыльников и угроз настучать матушке.
Как только мы подъезжаем к универсаму 7-23, Хагстрем заходит туда на проверку, после чего дает добро и позволяет Джеку туда закатиться.
– Нельзя быть слишком осторожным, – говорит он, придерживая дверь, пока Джек, Норин и Гленда туда проходят. Но как только я туда приближаюсь, Нелли отпускает дверь, и она с размаху меня ударяет. Н-да. Очень по-взрослому. Могу только надеяться, что Норин это заметила.