Доктор Валлардо в данный момент отсутствует, сообщила мне секретарша, но он может вернуться в любую минуту. После промывки ее мозгов всей элегантностью и просушки их всей искренностью вашего покорного слуги секретарша оказалась достаточно любезной, чтобы предложить мне кресло в кабинете доктора, и хотя я сильно подозреваю, что Валлардо не одобрил бы ее решения, самому мне гораздо больше нравится погрузить свой зад в мягкую кожу, нежели оставить его потеть на жестком виниле скамьи в приемной. По крайней мере, я могу убить время, изучая многочисленные дипломы и сертификаты, развешанные на обитых деревянными панелями стенах. К сожалению, мне это не дает ничего, кроме чувства собственной интеллектуальной неполноценности.
Дипломная работа в Корнелле. Солидно. Я знавал одного Стегозавра, который учился в Корнелле, а теперь зарабатывает себе на жизнь, возясь с машинами. Ладно, он их проектирует, но все же… Медицинская степень по акушерству в Университете Джона Хопкинса. Еще солидней. О, в придачу докторская по генетике в Колумбийском. Видать, проблема в том, что у парня слишком много слов после собственного имени — Эмиль Валлардо, доктор медицины, доктор философии, акушер-гинеколог. Звучит и вполовину не так славно, как Винсент Рубио, частный детектив. Моя-то добавка куда круче, по крайней мере для телевизионного сериала.
— Я так редко принимаю посетителей, — доносится у меня из-за спины голос, окрашенный, без сомнения, легким акцентом, хотя я и не могу сказать, каким именно. Эдакое европейское попурри. — Удел ученого — одиночество: не правда ли?
— Полностью с вами согласен, — откликаюсь я. Доктор Валлардо, большая жирная скотина с большой жирной улыбкой, пожимает протянутую руку и ну качать ее, точно домкратом. Левая рука у него явно послабее: она исступленно дрожит, возможно, вследствие частичного паралича.
— Рад вас видеть, — говорит он. Может, какие-то голландские интонации? Его запах, смесь анисовой настойки, пестицидов и чистящих паст, ничего не сообщает о происхождении хозяина. — Желаете кофе? Содовой? Минеральной? Да, да?
Я отказываюсь от напитков, хотя в горле у меня слегка пересохло.
— Я частный детектив из Лос-Анджелеса, — сообщаю я, и он тут же кивает, так что плечи его вздымаются горными пиками. — У меня к вам несколько вопросов, это не займет много времени.
— Да, да, Барбара сказала. Я буду счастлив помочь вам с… формальными вопросами, как всегда. — Улыбка его все шире, и — боже милосердный — я начинаю верить, что она вполне искренняя. — С чего начнем?
— Ваша работа здесь… просто восхитительна. Возможно, стоит начать с ваших экспериментов?
— Моих экспериментов? — повторяет он, подразумевая: каких из миллионов?
— Да. Ваших экспериментов, — изо всех сил нажимаю я на последнее слово.
— Ах да. Моих экспериментов. Да, да.
Обожаю такие общие, неопределенные беседы. Тренируют мозги куда лучше, чем простой, конкретный разговор. Доктор Валлардо морщит нос — возможно, принюхиваясь к моему запаху старых кубинских сигар — и шлепается в кресло за своим столом.
— Не стоит выбирать выражения. Здесь вы можете говорить без обиняков, мистер…
— Рубио. Винсент Рубио.
— Повторяю, мистер Рубио, в этом кабинете можно ничего не скрывать. Он звуконепроницаем. Да, да. Мы могли бы говорить в открытую даже в вестибюле. Весь мой обслуживающий персонал принадлежит… к нашему роду, и хотя в моей акушерской практике случаются человеческие пациенты, в основном это тоже дины.
— Ваша секретарша в приемной…
— Барбара.
— Орнитомим?
Он аплодирует, и щеки его покрываются рябью истинного удовольствия:
— Да! Да! Замечательно! Как вы догадались?
— Отчасти запах, отчасти интуиция. Постоянная практика, только этим и занимаюсь.
— Ага! Очень мило. Очень мило. Позвольте и мне попробовать… — Глаза его оценивающе блуждают по моей оболочке, и если он скажет сейчас, что я Компи, убью на месте. — Вы не Зауропод, это очевидно. Возможно… Чилантазавр?
Он мне льстит, давая в то же время понять, что я не самое выдающееся существо, которое ему доводилось видеть. Чилантазавры были гигантами из гигантов — огромные утесы с явным недостатком мозгового вещества, одни из немногих динозавров, переживших Великие Ливни, но вымерших прежде наступления эры Человека. Последний Чилантазавр канул в небытие около двух миллионов лет назад. Его звали Уолтер; по крайней мере, эта английская транскрипция ближе всего к сочетанию воплей и рева, под которым он был известен в те далекие дни. Останки Уолтера, сберегаемые на протяжении всех этих эр умелыми динами-архивариусами, были выставлены в вестибюле штаб-квартиры Всемирного Совета в Гренландии. Я там был всего два года назад, и могу вам доложить, что этому Уолтеру очень повезло не дожить до современности. Ему бы понадобилась чертова уйма времени приспособиться к ней — чего бы стоило только умять его бока.
Наконец доктор Валлардо совершенно справедливо предполагает, что я Раптор. Затем, вернувшись к цели моего визита, он говорит:
— Итак, вы хотите узнать о моих экспериментах. Вы ведь не член Совета, не так ли?
— Я был им.
— Вот как? — Теперь в его голосе слышится недоверие с оттенком неприязни.
— С ударением на прошедшем времени. Уверяю вас, к делу это никакого отношения не имеет. До них не дойдет ни слова из нашей беседы.
— Понятно, — кивает доктор Валлардо, и я впервые замечаю трещинку в этой приветливой оболочке. Она тут же затягивается, и опять сплошные улыбки и хихиканье. — Тогда никаких проблем. Всегда рад помочь. Да, да.
Я встаю и опираюсь на спинку своего стула. Пора осмотреть лабораторию.
— Вы не возражаете?
Доктор Валлардо не ожидал такого быстрого перехода. Взволнованный, он с натугой вылезает из кресла. Трицератопы и так не самые быстрые из динов, но доктор Валлардо движется куда более вяло, чем предначертано природой.
— Какие-то проблемы? — спрашиваю.
— Никаких проблем, — откликается Валлардо; его грузное тело будто разрывается между дверью и переговорным устройством. — Я не готов покинуть кабинет, вот и все.
— Не готовы?
— У меня есть… люди. Дины. Они всюду ходят за мной.
О нет.
— Вы хотите сказать, что вас постоянно кто-то преследует? — Меньше всего мне хотелось бы заполучить в качестве свидетеля очередного параноидального шизофреника — лучше не спрашивайте, каково было в предыдущий раз.
Валлардо хихикает и трясет головой:
— Мне самому нужно, чтобы они меня сопровождали. Они мои телохранители, за неимением более подходящего слова.
С каких пор доктору требуются телохранители?
— С каких пор доктору требуются телохранители?
— С тех пор, как в Совет поступил первый донос о моих генетических исследованиях. — В каждом слове его чувствуется, мягко говоря, осуждение. — Некоторые члены сообщества динов были недовольны моими результатами.
Быстро, будто бы и не вполне того желая, доктор Валлардо отгибает воротник, обнажив едва заживший длинный широкий шрам — для тех, кто разбирается в этих делах, явный след когтя.
— Это последняя атака, — объясняет он. — Самка Раптора, даже замахнувшись для смертельного удара, визжала, что я грешник. Грешник, так она называла меня. В наши-то дни. Да…
Разглашать любую собранную Советом информацию, прежде чем принято официальное решение и о нем извещен объект расследования, категорически запрещено, и хотя до меня доходили слухи, будто у кого-то в Нью-Йоркском Совете оказался слишком длинный язык, я не представлял себе, что дело зашло так далеко. Я снова заверяю претендента на Нобелевскую премию по генетике, что информация, им предоставленная, никоим образом не дойдет до Совета. По той причине, что я скорее проведу остаток дней отшельником, нежели снова займу место среди этих лицемеров, — но этого я ему не говорю.