Когда в Музее современного искусства ей предложили провести выставку, у нее не было никаких сомнений в том, что фотографии Майкла будут играть ведущую роль в экспозиции.
После долгого раздумья Лаура поделила свои работы на три группы, по числу залов, отведенных под выставку. Первая включала самые важные фотографии, которые положили начало ее творчеству. В эту подборку входили фотографии Пенни Хэйворд и первое фотоэссе Лауры, сделанное во время беременности. Также в нее вошла теперь хорошо известная серия «Алекс», которая стала частью постоянной коллекции Дома Джордана Истмена в Рочестере и должна была на время экспозиции переселиться в Музей современного искусства.
В первом зале все было посвящено прошлому. Карьера Пенни как манекенщицы сейчас была лишь воспоминанием давно минувших дней, памятью, оставшейся от прошедшего. Теперь у нее двое детей, а сама она домохозяйка в Коннектикуте. А Алекс трагически, но отнюдь не непредсказуемо погиб, став жертвой войны в Южном Бронксе.
Вторая подборка отражала настоящее, включая в себя специально отобранные текущие работы Лауры. Здесь были представлены и анонимные портреты бедняков, и фотографии знаменитых общественных деятелей, которых Лаура снимала либо по их просьбе, либо по заданию журналов, на которые она работала. Эта коллекция демонстрировала игру теней и света, пространства и времени, масок и истинных лиц людей, схваченных так, чтобы показать разницу между тем, чем они хотели быть, и тем, что сделал с ними мир.
Третий зал целиком посвящался Майклу, только на портретах он назывался «мальчик». В этих фотографиях собственно отразилось будущее, каким видела его камера, внимательно вглядываясь в естественную красоту юности.
Лаура чувствовала, что эти работы являются самыми важными. Фотографии с Майклом были дороги для нее как для матери. С помощью своей камеры Лауре удавалось запечатлевать моменты вечности, она утверждала мимолетную реальность. Также ее любовь к Майклу подчеркивала тот факт, что он не остается таким же, каким представляется сейчас. Он уходил от нее с каждым поцелуем, которым она приближала его самостоятельное существование.
В этих фотографиях заключалась потеря и смерть, потому что фотографии людей остаются неизменными не только когда сами люди меняются с течением времени, но и даже когда они совсем исчезают из этого мира. Фотографические документы заключают в себе неизбежную потерю, потому что хотя люди и доверяют свои образы объективу, их самих смерть уносит туда, куда камера не может за ними последовать. Потому что глаз камеры не может вернуться в прошлое или заглянуть в будущее. Это лишь наблюдатель (и какой наблюдатель!) быстротечных моментов, мимолетности мгновений.
«Если бы образ на фотографиях не был ускользающим, – сказала как-то Лаура в интервью одному итальянскому фотожурналу, – они не содержали бы никакой правды. Я не могу объяснить почему, но точно знаю, что это именно так».
И если фотографии свидетельствовали о потере, то они же говорили и о любви, во всяком случае для Лауры это было так. Она открывала сердце своим работам и отдавала им часть себя так же, как отдавала все свое сердце Майклу, зная, что он тем не менее не останется с ней навечно и будет жить своей жизнью.
И даже если это было святотатством и грехом – фиксировать интимность их дружбы с помощью камеры, снимать преходящую красоту ее мальчика, она все равно должна была делать это. Потому что использование камеры было для нее частью проявления ее любви. Это было ее искусством и в то же время ее жизнью.
Таким образом, несмотря на стремление сохранить Майкла только для себя, она решила показать его фотографии посторонним.
Ее выставка будет называться «Ящик Пандоры». Эти слова пришли ей однажды в голову как заглавие для лучших фотографий Майкла. А потом они так прочно засели в сознании, что она в конце концов решила оставить их как название всей выставки и, может быть, даже объединить им все свои фотографии.
Она никак не могла заглушить беспокойство из-за того, что публике, пришедшей в Музей современного искусства, открывалась возможность проникнуть в «святая святых», познать сокровенные взгляды Лауры. Не показывает ли она слишком много? С одной стороны, она боялась, что над ее работами посмеются. А с другой, ей казалось, что у нее, может быть, вообще нет права показывать то интимное, составляющее ее сущность, что сквозило в этих снимках.
Тем не менее выставка должна была состояться, и до ее открытия оставались считанные дни. Лаура с интересом ждала того момента, когда музей распахнет свои огромные двери, и любопытные посетители начнут блуждать по комнатам, где висят произведения, являющиеся частью ее души, увеличенные до неимоверных размеров, глядящие на зрителей сверху во всей своей открытости.