Рон покачал головой.
– Пока ничего солидного. Мы не понимали, что речь идет о нем до вчерашней ночи. Но где-то же он должен поскользнуться и мы обнаружим это и ударим его.
У Тесс сузились глаза. – За четыре дня, – заметила она. Рон пожал плечами. Тесс нахмурилась еще больше.
– Мне не нравится, как все это складывается, – сказала она. – Я знаю Эмори Боуза. Благодаря мне и Хэлу он потерял все как политик и пожертвует всем ради мести. Его нелегко запугать, – она покачала головой. – Не за четыре дня.
Рон посмотрел на нее.
– Есть одна возможность, – проговорил он. – Помнишь случай с Гарретом Линдстрэмом? Он был сенатором от Мичигана и выболтал военный секрет своей подружке. История попала в прессу, и Линдстрэм кончил самоубийством.
– Помню, но смутно, – кивнула Тесс. – Это было так давно.
– Дело в том, что девица работала на Боуза, – пояснил Рон. – Доказательств никогда не было, только так – слушок. После этого случая она исчезла из поля зрения. У меня есть человек, который ею занимался, когда твой муж выступал против Боуза, как раз по этому делу. Мы узнали, куда она сбежала. Она получила должность секретаря-референта в Нью-Йорке и все еще занимает ее. Как я говорил, именно с ней вляпался Линдстрэм. Но никогда не было обнаружено подтверждения ее связи с Боузом. И нет способа, который бы я мог придумать, чтобы узнать это.
– Кроме как спросить ее, – губы Тесс были сжаты, а глаза сосредоточенны.
Рон кивнул.
– Спросить никогда не мешает.
IX
27 апреля 1964 года
Лесли Керран только что вернулась с работы домой.
Для секретаря-референта ее квартира на Риверсайд-драйв была дорогой. За аренду платил ее работодатель, старший вице-президент какого-то крупного манхэттенского инвестиционного банка, живший с женой и детьми на Лонг-Айленде и посещавший Лесли три-четыре раза в неделю.
Лесли было двадцать девять лет. Оставив Вашингтон шесть лет назад, она сменила несколько хорошо оплачиваемых мест в Нью-Йорке. Каждое из них связывало ее интимными отношениями с боссом и обеспечивало привлекательной квартирой в хорошем доме и различными привилегиями и ограничениями, которые сопутствовали этому.
Лесли хорошо о себе позаботилась, но она не была счастлива.
Ее воспитывали не для такой жизни. После девяти беспорядочно прожитых лет она жаждала иметь собственного мужа и семью. Но один год в Вашингтоне оставил свою печать. Теперь в Нью-Йорке ей не хватало силы воли, самоуважения и надежды, необходимых для того, чтобы прекратить плыть по течению.
Она не выносила смотреть на себя в зеркало, хотя годы почти не сказались на ее красоте. Избегала думать о себе и сосредоточивалась на работе в офисе, встречах с боссом и покупках и киношках по уик-эндам.
Лесли жила в тихом отчаянии среди приятнейшей обстановки. В результате она вернулась к тому, что считала уже давно забытым, – к религии. Она регулярно посещала церковь, читала на ночь Библию и носила на шее медальон с образом Богоматери.
Таков был образ ее жизни. Но в последний год он изменился. Она встретила коллегу в своей фирме, молодого человека из Мичигана по имени Джерри Брэнтман. Джерри не был писаным красавцем и не отличался честолюбием, но он был мил с Лесли и уважал ее. Приходя к ней на свидания, он трогательно нервничал, словно боялся, что недостаточно хорош для нее.
Джерри был «милый мальчик». Она удивлялась, почему именно так думает о нем, хотя он был на два года старше ее. Вероятно, потому, что он напоминал ей школьные дни в Иллинойсе. Он вышел из той же среды, что и она, и нес на себе безошибочно угадываемую печать Среднего Запада. Он был чистосердечный, серьезный и искренний.
Лесли оказалась на распутье. Она чувствовала, что Джерри любит ее, Но знала также, что, как и всем другим на работе, ему известно об ее отношениях с мистером Кнудсеном. Если она, воспользовавшись случаем, порвет свою связь с боссом и позволит своим чувствам проявиться настолько, чтобы подбодрить и поощрить Джерри, он может попросить ее стать его женой. Она рада была оставить жизнь, которую вела все эти годы, ради возможности осчастливить хорошего молодого человека, родить ему детей и создать дом.
Но лицо в зеркале как будто препятствовало ее окончательному решению. На этом лице она видела пятно, которое никогда не сможет смыть, а с ним нельзя жить нормальной, счастливой жизнью. Всякий раз, когда она вынуждена была взглянуть в зеркало, она в ужасе отворачивалась и отбрасывала всякую мысль о переменах. Она продолжала работать, готовиться к свиданию с боссом всякий раз, когда он скрещивал пальцы, выкраивала время, чтобы выходить куда-нибудь с Джерри, долго не могла уснуть ночью, читала Библию и ходила в церковь по воскресеньям.