— Ты. — Оукс сам удивился тому, как спокойно прозвучал его голос.
— Я.
Голос поэта доносился через вживленный под кожу Оукса передатчик, губы же не двигались.
— Тебе конец, Оукс.
— Ты! Ты все погубил! Это из-за тебя мы с Льюисом…
— Ничто не погибло, Оукс. Жизнь только начинается.
Паниль не разжимал губ, но голос продолжал звучать.
— Ты молчишь… но я тебя слышу.
— Это дар Авааты.
— Авааты?
— Дирижаблики и келп едины: они — Аваата.
— Значит, планета все же победила нас.
— Не планета. И не Легата.
— Тогда корабль. Наконец-то он загнал меня в угол!
— И не Корабль.
— Льюис! Это он виноват. Он и Легата.
На глаза Оуксу навернулись слезы. «Льюис и Легата». Он не мог встретиться взглядом с Панилем. «Льюис и Легата!» Одинокий плоскокрыл отполз от поэта, вскарабкался Оуксу на башмак и заснул, примостив шипастую башку на застежке. Оукс в ужасе взирал на тварь, не в силах даже пошевельнуться.
— Скажи мне, — вскрикнул он в отчаянии, — кто же виноват?!
— Ты сам знаешь, кто.
Из глотки Оукса вырвался вопль:
— Не-е-ет!
— Ты виноват, Морган. Ты и Томас.
— Это не я!
Паниль только глянул на него грустно.
— Тогда прикажи своим демонам убить меня! — бросил Оукс ему в лицо.
— Они не мои демоны.
— Тогда почему они не нападают?
— Потому что я показываю им мир, который иные назвали бы иллюзорным. Любое существо нападает не на то, что видит, а на то, что, как ему кажется, оно видит.
Оукс в ужасе воззрился на Паниля.
«Миражи? Этот стихоплет может отвести мне глаза как захочет?»
— Это корабль научил тебя!
— Меня научила Аваата.
— И твоей Аваате конец… — Оукс понял, что у него начинается истерика. — Всем им конец!
— Но прежде она научила нас входить в мир инореальности. И Аваата живет в нас.
Оукс не мог отвести взгляда от смертоносного плоскокрыла на своем ботинке.
— Что эта тварь видит? — спросил он, тыкая в демона трясущимся пальцем.
— Что-нибудь знакомое.
Содрогнулась от грохота земля, и плоскокрыл с недовольным видом шлепнулся на песок. Оглянувшись, Оукс увидал, как соскальзывает в бездну еще одна секция Редута. Огромные валы бились о берег, расплескивая белую пену, а узкая бухта еще усиливала их напор. В безмолвном ужасе Оукс наблюдал, как здание за зданием рушится в подгрызающие их волны.
— Можешь болтать что тебе вздумается, — пробормотал он, — но планета нас победила.
— Как хочешь.
— Я хочу?!
Оукс едва не набросился на Паниля, но замер, увидав, что двое спецклонов волокут к ним носилки. Рядом с раненым шла Хали Экель, колечко в ее носу сверкало в ослепительном свете. Пациента опутывали датчики прибокса. И человека на носилках Оукс тоже узнал — то был Раджа Томас.
Носильщики недоуменно воззрились на бывшего босса, опуская на песок свою ношу.
— Он очень плох? — поинтересовался Оукс у Хали.
Ответил поэт.
— Он умирает. Сквозная рана груди и лучевой ожог.
Оукс подавил смешок.
— Значит, меня он не переживет! Наконец-то проклятый корабль останется без кэпа!
Хали опустилась на колени рядом с носилками, глядя на Керро.
— Мы бы не дотащили его живым в лазарет. Он просил принести его к тебе.
— Знаю.
Керро смотрел на умирающего, и мысли Томаса были открыты ему — как и Ваате, и Ваэле, и большинству спецклонов, в чьих генах таилась Аваата, — открыты полностью, до последней капли. Сколь проникновенным был замысел Корабля — из породившего Его Раджи Флэттери сделать воплощение возмездия!
Губы Томаса дрогнули. Голос его был не громче шепота, но даже Оукс услышал его ясно:
— Я так долго искал ответа… что забыл вопрос.
— О чем он болтает? — осведомился Оукс.
— Он говорит с Кораблем, — ответил Паниль, на сей раз вслух, и речь его была речью поэта, полной всепроникающей мудрости.
Уста умирающего исторгли прерывистый вздох.
— Я так долго играл… так долго… Паниль знает. Это скала… дитя… Да! Я знаю! Дитя!
Оукс фыркнул.
— Да он просто бредит.
— А ты все отказываешься встать вровень со своей человечностью, — промолвил Паниль, глядя на бывшего босса.
— Что… О чем ты толкуешь?
— Только этого и требовал от нас Корабль, — вздохнул Паниль. — Это и значит богоТворить: найти в себе человечность и подняться с ней вровень.
— Слова! Пустые слова! — Оуксу казалось, что его загоняют в угол. Нет, все это просто мираж!
— Тогда отбрось слова и спроси себя: что ты делаешь здесь? — проговорил Паниль.