Тут необходимо вспомнить и о другой легенде, легенде об Ироде. Ирод, еврейский царь, умерший около 3-4-го века нашей эры, отдал приказ умертвить всех младенцев, от только что родившихся до двухлетних (бросить их в реку (в море?), т. к. до него дошло, что именно в это время должен родиться Мессия (Иисус Христос), который будет покушаться на иродскую власть. Один из редких апокрифов утверждает, что речь шла не о всех младенцах, а только о первенцах. В этом случае, тут не что иное, как ещё один отголосок принесения в жертву еврейскому богу детей-первенцев.
Ещё одна похожая легенда: это легенда о римском императоре Константине, которому языческие жрецы (один из редких текстов утверждает, что это были не римские языческие жрецы, а евреи) посоветовали искупаться в крови младенцев для излечения от проказы. Константин приказал схватить 3 тысячи новорожденных, кровь которых должны были собрать точно таким же образом, каким еврейские жрецы — левиты и коэны — собирали в Иерусалимском Храме (Храме Соломона) кровь жертвенных животных и людей. Однако, заглянув перед страшной бойней во двор, куда их свезли, и увидев плач матерей, Константин внезапно почувствовал жалость и раскаянье, и распустил младенцев по домам. После этого по сне к нему явились два апостола, сказали найти христианского епископа Сильвестра, прятавшегося от римских властей, преследовавших христиан, который Константина излечит. Император находит Сильвестра, излечивается, и принимает христианство, а вслед за ним христианство принимает вся империя.
Интересно отметить, что на средневековых иллюстрациях XIII–XV веков изображён император Константин, плачущие матери — и крупные чаши для сбора крови, точно такие же, как те, что использовались в Храме Соломона в Иерусалиме. Таким образом, связь этой легенды с человеческими жертвоприношениями в еврейском храме — очевидна. Вероятно, изначальна она должна была символизировать бесчеловечность еврейского культа — и человечность (гуманизм) христианской религии.
Более того, "в ответ" (так считают ведущие специалисты, и это мнение никто не оспорил) на христианскую легенду о Константине у евреев появляется похожая легенда (в Мидраш Шмот Раба), где вместо римского императора Константина фигурирует некий египетский фараон (без имени). "И умер царь египетский — был поражён проказой, а прокажённый будто умерший". И далее: "и стенали сыны израилевы" (точное воспроизведение формулы "и стенали матери" из легенды о Константине, заменённой на "стенали сыны"). Египетские жрецы, дескать, посоветовали фараону: не будет тебе излечения, пока не станешь закалывать еврейских младенцев ежедневно, 120 утром и 120 вечером, и купаться в их крови. Еврейский бог услышал стенания "сынов израилевых", и смилостивился, дав чудесное излечение фараону. Тот излечился от проказы, и еврейские младенцы были спасены.
В других версиях Мидраша фигурирует число 150, а не 120 (т. е. 300 в день), что ещё прозрачней намекает на параллель с легендой о Константине (там речь идёт о 3 тысячах).
При всём сходстве, есть и существенное отличие. В легенде о Константине подчёркивается величие человеческого духа, великодушие — и его связь с христианством, тогда как в еврейской версии — никакого великодушие нет, а есть "награда" (плата) евреям, преподнесённая богом в виде чуда.
В XIV и XV веках появляются и еврейские иллюстрации к этой легенде. На них изображены не стенающие "сыны израильские", а плачущие матери, что полностью соответствует христианской легенде, а не Мидрашу. Там же можно увидеть и сидящего в ванне фараона, ждущего крови, и чаши для сбора крови младенцев. И вот что интересно отметить: эти чаши — точно такие же, как те, что использовались в Храме Соломона (в Иерусалимском Храме) для сбора крови жертвенных животных и людей, и, что ещё характернее, это чащи без опоры внизу, так, что их невозможно поставить на землю, что полностью соответствует ритуальным чашам Иерусалимского Храма.
В еврейскую пасху (а мы уже знаем, что никакой это не "праздник освобождения", а дикий и кровавый ритуал — или его символическое обрядное замещение — праздника жертвоприношения: кровавой оргии) верующий еврей обязан выпить не менее 3-х стаканов красного вина, которое, как и в христианском таинстве евхаристии, символизирует кровь. В отличие от христианской метафизики, где кровь является символом искупления, самопожертвования и гуманизма, в еврейском культе это дикая эзотерика оргиастической природы, сродни испитию крови из тела ещё живой жертвы.
Кроме того, все атрибуты так называемого пасхального блюда, которое символически изображает жертвоприношения в Иерусалимском Храме (Храме Соломона), соответствуют той или иной кровавой жертве. Так, мы уже говорили о том, что вареное яйцо на этом блюде — символ кровавой пасхальной жертвы Хагига (см. выше). Зелень — харосет — это символ другого человеческого жертвоприношения, жертвоприношения младенцев (первенцев), и потому в харосет добавляют красное вино, символизирующее кровь. В Иерусалимском Талмуде, в трактате "Песахим", сказано об этом. Мясо кровавой жертвы, как известно, иудеи должны есть вместе с мацой.
В произведении, связанном с одним из главных еврейских вампиров, с рабби Элиэзером — речь идёт о "Перкей рабби Элиэзер" (около VIII века нашей эры), — сказано, что во времена "Египетского плена", когда тогдашние евреи, якобы, жили в Египте, их использовали в качестве рабов на строительстве то ли пирамид, то ли новой столицы египетского фараона. Работать заставляли всех, и мужчин, и женщин. Одна из еврейских женщин (Рахиль (Рашель, или Рахель), "дочь дочери Шутелаха", тоже месила глину вместе с мужем, будучи на сносях. Прямо там, "на рабочем месте", у неё родился ребёнок — и упал в наполненную глиной "форму для кирпича". Плач её достиг ушей еврейского бога, и явился архангел Михаил, который поднял эту форму к "Престолу Божьей Славы", и в ту же ночь еврейский бог, мстя за еврейского младенца, уничтожил всех египетских первенцев.
Таким образом, вино, добавляемое евреями в харосет, символизирует жертвенную кровь нееврейских младенцев, принесённых (и приносимых?) еврейским богом (и евреями?) в жертву самому себе.
При этом, как правильно указывает Исраэль Шамир (см. выше цитаты из его произведений), в сознании евреев (даже не религиозных, но связанных с еврейской общиной) причинение ущерба собственным детям, вплоть до их убийства (в качестве отображения нестерпимости их собственного положения), ассоциировано с крайней формой вопля, обращённого к некому высшему арбитру (к богу), с целью низвергнуть гнев этого арбитра (бога) на головы их притеснителей (неевреев). По логике психологической причинно-следственной связи, месть (наказание) притеснителям также должна заключаться в убиении (заклании) детей, только теперь уже в заклании детей притеснителей, а не собственных. Таким образом, в сознании евреев (и религиозных, и не религиозных) кровавая жертва или избиение младенцев — это устойчивый психологический паттерн, который вероятно может, в экстремальных ситуациях, находить своё страшное материальное воплощение.
Вероятно, именно так работал психологический механизм, заставлявший еврейских матерей в Иерусалиме и его окрестностях убивать своих детей, только бы они не были насильно крещены крестоносцами в 1096 году (обращены в христианскую веру).
На гравюре XV века, комментирующей убиение евреями Симона, "трентского младенца", изображается чаша, в которую евреи собрали кровь ребёнка, и эта чаша очень похожа на все те изображения, о которых речь шла выше, и она (как и те рисунки) соответствует чашам для сбора крови убиваемых людей и жертвенных животных в Иерусалимском храме.