— О чем это вы? — с любопытством глядя на декламировавшего старика, спросил Биг Джон.
— Так, — ответил «Лось». — Это я из Шекспира. Трагедия «Кориолан»…
Он кивнул на лежавшую на подоконнике книгу.
— Шекспир — это хорошо, — согласился Биг Джон. — Но давайте вернемся к нашим баранам.
— Первый баран — это я, — горько усмехнулся Ольшанский. — Надо было еще тогда пойти в НКВД с повинной. Теперь, увы, поздно… И вы сказали абсолютно точно: выхода у меня нет. Только зачем вам мой сын? Он ведь ничего не знает. И не станет с вами работать.
— И замечательно! — воскликнул Биг Джон. — Со своей стороны мы сделаем все, чтобы ни ваши родные, ни органы государственной безопасности ничего не узнали о вашем, мягко говоря, сомнительном прошлом. Мне попросту нужен выход на сына. Это последнее задание для вас…
Ольшанский — «Лось» вздохнул и опустил голову.
— Учтите, Сидор Матвеевич: мы куда богаче и щедрее нацистов, — продолжал Биг Джон. — Вам и вашему сыну заплатят большие деньги. Кроме того, организуем переброску на Запад и его семьи, и вашей. С хорошими деньгами вы заживете у нас по-настоящему. Сможете купить престижный особняк, до которого далеко этой сараюшке.
— Оставьте ваши байки, молодой человек, — резко оборвал его Ольшанский, лицо его затвердело, он жестко глянул на Биг Джона. — Не вешайте мне на уши лапшу… Да, я сорок лет прятался от чекистов и за эти долгие годы научился размышлять. Сорок лет дрожать и думать — неплохая школа. У вас такого опыта нет. Подобные сказки хороши для юных недоумков. А мне-то хорошо известно, что в жестоком мире разведки достаточно увязнуть в этих сетях один раз… Потом вы сами презираете тех, кого завербовали, но… Впрочем, зачем я вам все это рассказываю? Мне не нужны ваши деньги, но я сейчас в ловушке, вы держите меня за горло. И чтобы не узнали об Ольшанском — «Лосе», чтоб не проклял деда мой внук Гера… Принимаю ваше предложение. Дайте мне подумать до завтра…
— Могу вам дать только час. Через час — ну, скажем, полтора — я звоню вам и назначаю время новой встречи.
— Согласен, — сказал Ольшанский. — Буду ждать вашего звонка. Идите до калитки один… Не надо, чтоб соседи видели нас вместе.
— Старая добрая школа конспирации, — усмехнулся гость и, не прощаясь, вышел.
Через двадцать минут вернулся с моря двенадцатилетний Герман Горовец. Дед накормил его и сказал, что звонил из Дижура отец. Бабушка заболела, мама собирается в срочную командировку, отец занят на работе, надо Герману вернуться на пару дней домой. Он, дедушка, тоже приедет, но к вечеру.
— Вместе бы, деда, — сказал Герман, допивая холодный, принесенный из погреба, компот.
— Не могу, милый Герман, — с сожалением ответил Сидор Матвеевич. — Тут товарищ один скоро придет… Так я ему долг должен отдать. А ты собирайся — электричка через двадцать пять минут. Прихвати корзинку с клубникой, с утра для твоих сестренок приготовил.
— Хорошо, дедушка, — сказал Герман.
Он был послушным внуком.
Проводив Германа-младшего, человек, которого тоже когда-то называли этим именем, достал бумагу и сел с нею к столу.
Он хотел написать сыну, объяснить, как все случилось сорок лет назад, попросить прощения, но слова не рождались, и лист бумаги оставался чистым. Да и какие слова могли оправдать его давнишнее преступление?
Наконец, он вывел: «Дорогой сынок! Саша…» И все. Ольшанский не нашел сил написать всю правду о себе.
Он вынес из чулана старое, но хорошей «зауэровской» марки, охотничье ружье шестнадцатого калибра, достал из нижнего ящика коробку патронов, которыми в давние времена расстреливал тарелочки, тренируясь на стенде, усмехнулся возникшей мысли, что дробь чересчур мелка для такой крупной дичи.
Затем уселся на стул, помедлил минуты две, ни о чем не думая, решительно сунул стволы в рот и нажал на спусковой курок.
Умер Ольшанский мгновенно.
XXXIII
— Вы знаете… Мне кажется… Словом, я думала, что это приснилось…
— Что именно вам приснилось, Ирина Никитична? — вежливо спросил Вадим Щекин.
Вот уже около часа беседовал он с Ириной Мордвиненко в ее доме. Девушка часто принималась плакать, когда вспоминала о погибшем женихе, но капитан Щекин, как будто и не утешая Ирину, находил такие слова, которые помогали ей успокоиться, набраться душевных сил и отвечать на осторожные, тактичные вопросы Вадима.