Когда он увидел свое дело законченным, Морис Рембо решил воспользоваться еще двенадцатью часами и уехать в тот же вечер.
Но лейтенант Форстер заметил ему, что было бы слишком рискованно тронуться в путь, не совершив пробного полета.
– Пробный полет, – ответил инженер, – только возбудит внимание японцев и вызовет пушечную пальбу залпами в нас, когда мы в самом деле тронемся в путь. Достаточно семи, восьми снарядов, пущенных сразу, и они изрешетят наш аппарат вместе с нами.
– Но возможно, что ваши вычисления ошибочны в какой-нибудь мелочи, и мы упадем в воду во время отъезда.
– Никогда! В авиации самое главное – вычисления: известной несущей поверхности соответствует известная подъемная сила; определенной скорости вращения винтов – определенная скорость поступательного движения. Для авиации прошли времена, когда мы ходили ощупью, по крайней мере для авиатора, работающего в тихую погоду, как мы теперь. Это время прошло даже для аэростатики, потому что газ, наполняющий шар, подчинен условиям температуры и давления, дающим место вычислениям.
– Быть может, вы правы, мой дорогой Морис, но я был бы спокойнее, если бы мы могли сделать несколько километров вокруг Мидуэя, прежде чем пуститься в пустыни Тихого океана. Подумайте, ведь для меня, профана, это будет первый полет.
– Вы, значит, не доверяете мне, мой друг?
– Напротив, вполне доверяю! Иначе я не поехал бы с вами… Но отчего бы нам не воспользоваться всеми козырями в вашей игре?
– Существует еще одна причина, не позволяющая мне согласиться на ваше предложение, мой дорогой Арчибальд: пробный полет потребует нашего возвращения в Мидуэй, и я боялся бы сломать одно из наших крыльев об скалу при спуске на землю после опыта. Мы еще не дошли до того, чтобы опускаться, как птицы, осторожно и на точно избранную нами для спуска точку. Место нашего спуска не широко – это платформа, а за ней, если мы не спустимся по ее оси, находится стена, на которую нас может отнести по инерции. Наконец, скоро ночь. Можем ли мы быть уверены, что найдем в темноте эту платформу? Если я не попаду на нее, даже не наскочив на вал, и опущусь на другом конце острова, то придется перевозить в темноте, через скалы, груз в семьсот – восемьсот килограммов с южного на северный бастион! Нет, верьте мне, мой дорогой Арчибальд, раз улетев, нечего и думать о возвращении сюда.
Под влиянием этих доводов, и особенно доверия к своему другу, офицер уступил.
Было решено, что аэроплан отправится в путь на следующий день при первых лучах рассвета и сделает полукруг около Мидуэя, со стороны, противоположной японским крейсерам, для того, чтобы удостовериться в правильном действии всех частей. На остров же они спустятся только в том случае, если будет констатирована какая-нибудь неисправность.
Если же ничего не случится на расстоянии этих первых миль, он полетит прямо на восток.
Морис Рембо спустился в грот для того, чтобы дать Кердоку последние распоряжения в этом смысле.
Мастер также настаивал на необходимости пробного полета. Он полагал, что ему будет посвящен весь следующий день и что инженер воспользуется затем ночным временем для окончательного отъезда, так как звезды являются самыми верными указателями пути и луна с одиннадцати часов вечера находится высоко на небе.
После отрицательного ответа инженера он больше не настаивал.
– Все будет готово, – сказал он. – Но, господин инженер, вам надо отдохнуть.
– Я думал об этом: я буду спать эту ночь.
– Но не на матрасе, в гроте, как в те ночи… Вам нужен полный отдых, в вашем каземате, на вашей постели.
– Вы правы, Кердок, я лягу, как следует. Не забудьте поставить, как всегда, караул около аэроплана.
– Сегодня я буду караулить сам…
– Но вы тоже утомлены?
– Я могу выспаться и после…
Морис Рембо пожал с чувством руки мастера. Успехом этой попытки он отчасти обязан этому прекрасному работнику и, поднимаясь по винтовой лестнице, ведущей на площадку коменданта, он думал о своем несправедливом подозрении при первом знакомстве с метисом.
Он решил попрощаться с майором Гезеем и его дочерью.
Прежде чем отправиться туда, он зашел в свой каземат и захватил горшок с цикламеном.
– Я ждала вас, – сказала девушка, открывая ему дверь. – Отцу так плохо… я боюсь. Мне кажется, что он слабеет с каждым днем. А! Мой цикламен!..
И бледное лицо Кэт покрылось румянцем.
– Мне так хотелось сохранить его, – сказал молодой человек. – Пять дней этот цветок стоял у моего изголовья, но кто будет ухаживать за ним? Я принес его вам, мисс…