— Да.
«Он задает правильные вопросы, босс.»
«Заткнись.»
А вслух сказал:
— Они угрожают моему сыну.
— Мы присматриваем за ним, и за вашей бывшей женой.
— А я устал убегать от них. Хочу с этим покончить.
Он открыл было рот, потом закрыл и кивнул.
А я проговорил:
— Мне нужно остаться в Южной Адриланке, хотя бы пока мне не станет лучше. Драгаэряне здесь редкость, джареги не исключение. Здесь мне легче спрятаться, а джарегам — труднее меня найти.
— И как, сегодня получилось?
Я пожал плечами.
— Ну хорошо. — Убедить Чернокнижника мне, похоже, не удалось. — Если вы знаете такое безопасное место…
— Я все еще думаю… о!
«Неплохо, босс. Вроде безопасно. Относительно.»
«Спасибо за поддержку.»
— Вы нашли нужное место?
— Думаю, да.
— Сопровождение нужно?
— Тут рядом ведь сейчас нету джарегов?
— Нету.
— Тогда не нужно, спасибо. Посторонних лучше в это не посвящать. Не примите за неуважение к вам или к ее величеству.
— Как пожелаете. В таком случае желаю вам удачи, господин Талтош. Вернее, граф Сурке.
И он ушел, а следом и его дружки. Я глубоко надеялся, что он был прав насчет джарегов, ибо если они все-таки здесь есть — я вскоре окажусь последним болваном. И продлится это очень недолго.
Я двинулся на восток, потом повернул на север. Шагал медленно, но все-таки мне стало немного лучше. Помимо всего, я был голоден. Очен, очень голоден. Чем больше я обо всем этом думал, тем больше мне казалось, что Чернокнижник прав — это просто толпа джарегов, которая следовала за мной «хвостом» и наносила удары при первой же возможности. Нет, большие боссы в это дело не вкладывались. Просто группа, так сказать, «единомышленников». Такая большая? А почему нет, награда за мою голову была достаточно велика, чтобы восемь или девять «единомышленников» решили объединить усилия, помочь друг другу и потом разделить призовые. Трудно, конечно, вообразить, что в группе такого размера доверие друг к другу продержится до той стадии, когда одно слово, и всех отправят на Звезду. Собственно, главная причина того, что убийцы работают в одиночку, в том и состоит — неважно, насколько давят имперские юстициарии, но физически невозможно свидетельствовать о том, чего не знаешь.
И все же — да, пожалуй. Иногда просто приходится прыгать «на авось». Иногда даже приходится принять, что невозможное не столь уж невозможно, как это казалось прежде. Я размышлял об этом и обо всех возможных следствиях, медленно и с муками пробираясь по Южной Адриланке.
Затратив час на десятиминутную дорогу, мы добрались до местечка, которое называлось Петлей (почему, объясню как-нибудь в другой раз). Чтобы избежать главных улиц, я выбрал Телячий переулок. Дома здесь были деревянными трехэтажками, старыми и шаткими, каждый служил приютом восьми-девяти семьям — и еще все они воняли. Вокруг были разбросаны груды отбросов, между которыми шныряли крысы, а посреди улицы попадались костры, на которых домовладельцы, рискуя пожаром, пытались слегка уменьшить количество мусора. В некоторых домах одно время размещались лавки, но сейчас там тоже жили люди. На некоторых располагались условные знаки, свидетельствующие о наличии кузнеца, сапожника, лекаря, портного и прочих. Я миновал дом, где когда-то жил мой дед, но останавливаться не стал; не хотел видеть, во что он превратился.
Чуть дальше располагался крошечный домик с палаткой со стороны фасада, непохожий на окружающие массивные строения и нелепый сам по себе. Вход в палатку был прикрыт красно-синим лоскутным одеялом в цветочек. Дом колдуна или колдуньи часто метят определенными символами, какими именно — зависит от культуры, к которой принадлежит носитель колдовского дара; но колдун, которого в округе хорошо знают, в символах не нуждается.
Я сдвинул одеяло в сторону и вошел.
Она сидела, подобрав ноги, на странном безногом стульчике, больше похожем на подушку со спинкой, и читала. Когда я вошел, она подняла взгляд. Ей было лет пятьдесят, но выглядела она старше: морщинистое лицо, поредевшие волосы, почти все седые. Глаза — глубокие, пронзительно-карие — сперва оценили Лойоша и Ротсу, потом клинок у меня на боку, а потом уделили внимание и моему лицу.
— Ты ведь тот мальчишка Талтош, да?
— Да, Тетушка, — сказал я. Голос все еще оставался скрипучим. Снова захотелось откашляться, и снова я вспомнил, что делать этого сейчас не стоит.
— Чай будешь?
— Да, пожалуйста.
Я молча сидел, пока она копошилась с заваркой. Она приготовила крепкий травяной чай, в котором чувствовалась толика корицы и апельсина. Я ждал, пока она не пригубит свою чашку; оценивающий прищур ее не отрывался от меня. На лоб упала прядь седых волос.