– Что ты сделала? Да что ж тебе не сидится! Теперь ковер тянуть туда-сюда под старость лет! Ладно, чистота дело доброе… а мать твоя никогда не была такой чистоплюйкой! – слушает Варя у себя за спиной, робко ведя Татьяну Родионовну к оставленному на крыльце ковру. Бабушка с минуту смотрит на большую красную трубу, потирая подбородок и упираясь кулаками в бока.
– Ну что, отнесем к запорожику. Разложишь на лобовое и три себе, но сначала вытряхнем. Хватайся за тот конец.
Татьяне Родионовне хоть и много лет, но Варя никогда не сомневалась, что в случае чего бабушка может завалить кабана или здорового мужчину голыми руками. Раз-два взяли. Развешивают на старые деревянные доски забора. Даже здесь этот ковер смотрится уютно.
– Пойди найди в сарайке хлопушку пластмассовую, красную такую, и, кажется, была еще одна металлическая.
– Без проблем! – говорит Варя, и уже разворачивается к калитке во второй двор.
Сарай с инструментами безоговорочно должен ассоциироваться с мужчиной, даже с дедом. Есть ли на свете более мужественное понятие, чем дед? Но, к сожалению, у Варфоломеевых дед давно умер, и следов его пребывания даже в сарае уже не найти. Седовласый, обитый шифером сарай открывается нелегко, большой деревянный засов сдвигается с места только если приложить достаточно усилий. У Варвары их хватает едва ли, но она справляется с задачей с четвертой попытки. У Сарая горюет и покрывается мхом старая пустая будка, кажется она так и не дождется нового хозяина. Когда-то мать рассказывала Варе о том, что последний раз у них была собака, когда был жив дед, и после смерти того пса бабушка не смогла завести другого.
Пробившийся из дверного проема свет искрит плотными пылинками, почти как занавеской, настолько обильно, что у Варвары слезятся глаза. Сквозь пелену видны столы, железные полки и деревянные стеллажи с многочисленными инструментами, сливающимся в одну ржавую массу. Не верится, что все эти банки с гвоздями, наждачки, отвертки, ключи и шестигранники, плоскогубцы, щипцы и клещи, молотки и кувалды, напильники и рубильники могут кому-то пригодиться, с виду, они так давно лежат без дела в коробках, на столе и даже на полу, что между ними образовалась диффузия, друг от друга их уж не отлепить. Взгляд Варвары падает на пыльный темно-зеленый полог, прячущий от глаз, кажется, что-то важное. Тонкой рукой она приоткрывает его, всего лишь болгарка. Страшный металлический острый диск, лучше не держать на виду. Под тем же полотном рядом прячется большой зажим. Похоже дед всем этим когда-то пользовался и был весьма рукастым, если не лишился ни одного из пальцев.
Хлопушку нужно искать среди других инструментов, более подходящих к бабушкиным рукам. Варвара по памяти находит на стене рубильник, напоминающий скорее железный сейф с несколькими синими и красными вентилями, без опасений она выкручивает каждый, и всюду зажигается свет от желтых тусклых и пыльных ламп. Напротив мастерского стола слегка развивается штора, за ней еще одна комната, наполненная паутиной и грудой железа. Голые деревянные стены бросаются в глаза из-за отсутствия высоких полок. Ухоженные и упорядоченные лопаты, грабли, секаторы, вилы и даже коса, как на выставке, стоят строем. Тут же на старом столе выставлены начищенные горшки, ведра и лейки. В одном из высоких горшков на столе торчат секаторы, ножницы, валики разных размеров и форм, шпатели и толстые спицы, среди которых прячутся искомые хлопушки. Варвара, старясь не свалить переполненный горшок, медленно вытаскивает хлопушки и уходит. Перед тем, как выйти, замечает еще одну дверь. Она приоткрывает ее, и на один из старых кроссовок высыпается струйка зерна. Варваре даже кажется, что краем глаза она улавливает мышиный хвост прямо в углу.
Бабушка ждет, сидя на лавочке у летней кухни. Кухня она, конечно, летняя, но пользуется Татьяна Родионовна ей очень редко, в основном для хранения многочисленных банок и заготовок в погребе.
– Принесла? Ну слава Богу, а то я уже думала ты там потерялась или шкаф на тебя упал! Бери пластмассовую, она полегче будет.
Варя послушно отдает металлическую хлопушку бабуле.
– Ну что, начнем выбивать? – неуверенно звучит Варя.
– Ну не гладить же его, давай размахивайся и бей как следует, только не дыши этой пылью. На вот, платком лицо себе обвяжи.
Татьяна Родионовна протягивает Варе белый хлопчато-бумажный платок, какой часто носит на своей седой голове, а сама завязывает на себе такой же красный.
Сильно замахиваясь, они вдвоем, как по команде, бьют по ковру, и клубы серой и коричневой пыли льются из него потоками, как бушующей рекой. Уже через каких-то двадцать минут усиленных стараний ковер становится заметно приятнее глазу.