Ключ спрятан совсем не надежно, под крылечком на гвоздике, но и он не пригодится, дверь почти никогда не закрыта. Словно только и делает, что ждет ее возвращения. Зоя не торопится на порог, грязный от дождя пес, выглядывая из будки, молчит, не выдает прибытие хозяйки, но и не ратует ей. Она садится на деревянные ступени, обессиленно выдыхает и прикладывает голову к жестким перилам. Она впервые ощущает такую усталость. Она бы и не возвращалась домой, скрывалась бы, как и раньше, но лично в руки ей вручили подробный указ, возвращаться домой. Никаких лишних движений, только наблюдать. В то время, как весь отряд рядовых идет на самоубийство, выполняет настоящие задания, Зоя должна прохлаждаться и играться с мелкой грязной соплячкой, которая и внимания то не заслуживает. Как такое возможно? Поверить в это слишком сложно, мать никогда ее не жалела, бросала в самое пекло, а теперь… Эти мысли, как клубок, все никак не развяжутся. Здесь что-то нечисто, чует ее сердце.
За спиной ее вдруг скрипят половицы. Небрежно легко и встревоженно Эля босыми ногами спускается на ступени, присаживается рядом, и молчит. Пытается разглядеть лицо племянницы, ищет в нем хоть какой-то ответ, все же не выдерживает, проговаривает вслух:
– Что случилось? Почему ты вернулась? – мягкий, даже слегка плаксивый голос дрожит. Эля смахивает светлый волнистый волос, не к месту щекочущий ей шею. Тревожные морщинки вокруг глаз становятся глубже, она щурится. Тонкие губы лишь слегка приоткрыты, выдавая ее взволнованное дыхание.
– Нужно было, вот и вернулась.
– Понятно, как всегда не расскажешь, – тонкие губы искривляются в измученной улыбке, – я как раз суп сварила, пойдем?
– Хочу посидеть здесь, иди.
Тонкая женственная рука, с проглядывающими синеющими венами под молочно-белой кожей, слегка приподнимается, готовая приобнять за плечи чем-то расстроенную охотницу, но замирает так и не коснувшись ее, и опускается обратно. Она знает, что будет потом, знает, что этот ребенок, как еж, в ответ лишь вонзит в нее свои иглы, сделает больнее обеим. Лишь слегка поежившись, Эля встает и скрывается за дверью.
Зоя сидит одна, только пес задумчиво разглядывает ее, кажется не радостный ее скорому возвращению. Ну и к черту, чем быстрее закончится это дело, тем быстрее начнутся другие, достойные, такие, к которым она готовилась так упорно. Нужно придумать как заманить девчонку, а еще лучше больше не думать, а делать. Придется наведаться к старым друзьям. Может быть, хоть они будут рады.
Зоя наконец встает с насиженного места, в последний раз вдыхает полный озона воздух. Тяжелые тучи отзываются ей очередным приступом боли в висках.
За скромным обедом Эля перебивает тишину своей болтовней. Зоя молчит, слушает ли она тетю, кажется никого на этой кухне не волнует. Старый закоптелый чайник на синем огненном цветке выпускает клубы горячего пара. Эля разливает по двум кружкам с золотой каемочкой черный чай, заставляет стол блюдцами и пиалами так, чтобы был призрачный выбор хотя бы в этом: мед или варенье. Присаживается напротив племянницы за стол, придвигает к ней кружку.
– Скоро поеду покупать тебе вещи, да тетрадки, с прошлого года у тебя много всего осталось почти не тронутым, – беззаботно и ласково протягивает она.
– Угу, – отрешенно отвечает рыжая голова, внимательно разглядывает каждую плавающую чаинку в кружке.
– И хорошо, что ты вернулась раньше, может вместе поедем? Ты все еще растешь, я устала угадывать твой размер. Каждый раз половина вещей то как мешок на тебе, то как вязанка на колбасе.
– Давно погода такая? – вдруг вглядываясь в прозрачную занавеску, танцующую на сквозняке, спрашивает Зоя.