Ветки безжалостно царапают замершее окно. Душная летняя ночь вдруг изощренно превращает капли влаги в лед, сбивается с ритма, впуская в себя внезапно взявшиеся из ниоткуда пары ледяного воздуха. Съеденные и растерзанные тьмой фонари на широкой центральной улице давно перестали биться, сохранив свой свет лишь глубоко внутри, до начала следующей ночи. Лишь самый бессонный и бесстрашный человек сегодня подойдет к окну и будет всматриваться в сливающиеся и образующие друг друга силуэты кромешной тьмы, воображаемых или существующих на самом деле. Каждый куст оживает в страждущее чудовище, лукавого мстителя, самый жуткий кошмар. Хорошо иметь привычку засыпать до того, как на землю опустится полночь, во имя своего спасения от жадных глаз живущих в темноте.
Пугающая тишина и застывшая во времени ночь, заставляют маленькую рыжую голову морочиться тяжелыми мыслями. Она раз за разом проворачивает вспять события прошедшего дня. Маленькие стеклянные горячие слезки не успевают коснуться подушки, она растирает их тонкими ручками по щекам, и они мгновенно испаряются, делая кожу соленой. Зеленые глаза никак не находят покоя в холодном потолке, в застойной влаге и безупречном порядке комнаты. Она научилась не всхлипывать, не сбивать дыхание. Лицо застывшее, как у безжизненной фарфоровой куклы, не являет собой ни капли слабости. Слезы давно стали чем-то отдельным, даже чужим. Они появляются сами собой в минуты полной тишины, темноты и одиночества. Она знает, когда они выйдут все до последней, сжавшийся в сердце камень исчезнет, и она, наконец, уснет. Ее горькие слезы большой секрет. Слабости нужно стыдиться, как и страха, кроме одного единственного страха перед собственной матерью.
В полуоткрытую форточку врывается холодный воздух, и ранее запотевшие стекла вдруг покрываются инеем. Ветви сухого мертвого дерева пляшут, как длинные пальцы в жутком танце, переплетаются и взбираются в оконную раму. Рыжая голова держит ухо востро. Зеленые, широко распахнутые глаза отсвечивают от стекол призрачные блики. В углу, на строго заправленном кресле что-то издает противный скрежет. Мерзкий звук тает в холодных стенах. Рыжая голова замирает, притворяется мертвой, но глаз не сомкнет. Бесшумно луна вырывается из пленительных объятий туч, серебряные лучи пробиваются внутрь маленькой комнаты. Сидящий в кресле, пожирает собой лучи ледяного света, он бросает тень на пол и игрушки, ровными рядами выстроенные на нижней полке шкафа. Тем временем ветви бьются в окно, словно тленные высушенные кости. С улицы раздается ветреный свист, как зов, призывающий нечисть к действию. Зеленые глаза сверкают в темноте. Не в силах сдержаться от собственного рвущего грудь страхом сердца, пытается рассмотреть ночного гостя. Боковым зрением она замечает движение все в том же углу. Оно кровожадно ерзает по покрывалу. Высокое, худое и мокрое. Колени торчат выше головы, а та, в свою очередь, сильно склоняется в бок.
Веки ребенка крепко зажмуриваются, желая найти убежище хотя бы внутри себя самой. Она перестает дышать. Главное, чтобы мать не узнала о том, что она закрыла глаза, о том, что холодное оцепенение завладело еще хрупким телом и рассудком.
Существо, заполняющее кресло, вздрагивает, неестественно извиваясь, переворачивает голову на другой бок. Пустые затуманенные глаза впиваются в жертву, изучая ее издалека своей мертвой хваткой. Под тонким одеялом раздается мелкая дрожь. Воздух становится твердым, застывая в тяжелых легких. Существо медленно сползает с кресла, передвигая свои длинные конечности по направлению к детской кровати. Теперь мерзкое влажное худое тело блестит и переливается в лунном свете, обрамляется тенью, от все еще скребущих окно веток. Существо становится быстрее и заинтересованнее в сегодняшней добыче. Настенные часы раскалываются надвое с громким треском, в несчастных попытках продолжить свой текучий порядок. Существо переставляет по очереди свои длинные костлявые лапы, с одинаково длинными пальцами на ногах и руках. Издает стрекот и запрыгивает на детскую кровать.
Потеряв оставшийся кислород, стараясь вернуть затуманенное сознание, ребенок открывает глаза, и вместе со вздохом леденящий ужас непроизвольно выдавливает из нее жгучий писк. На лбу проступают капли пота. Она не может пошевелить и бровью, парализованная и вынужденная наблюдать за тем, как чудовище накрывает ее своим отвратительным смердящим телом. У ее ног прогибается матрац, и кровать издает такой же сдавленный последний писк. Медленно, но верно существо оказывается совсем близко, и разглядеть хищное перекошенное лицо не составляет труда. С длинных черных волос капает слизь на белое одеяло. Тошнота подступает к самому горлу, но тело не дает ей пошевелиться. Судорожно и отчаянно зеленые глазки рыщут по комнате, в надежде найти там хоть что-то, способное ее спасти. Существо расставляет свои ноги по сторонам так, чтобы дитя не смогло сопротивляться. Затем, хватает маленькие белые ручки и поднимает их над рыжей головой. Холодные мерзкие и мокрые, как щупальца, руки существа больно сдавливают ставшими безжизненными запястья. Вода с чернеющих и пахнущих мокрой жирной землей волос капает на розовые щеки и шею. Мурашки и отвращение прокатываются волной по всему телу, словно удар током. От такого толчка наконец тело оживает, но существо сжимает свои ноги и руки сильнее, приговаривает тошнотным стрекочущим шипением «ТШШШШШШШШ». Голова с черными волосами опускается на уровень лица малышки, по щекам которой струятся растворяющиеся в тишине слезы. Девочка не дышит уже целую вечность и готова бы уже погрузиться в бесконечный сон, но их глаза встречаются. В этих глазах нет ничего кроме туманной пустой дымки, вытягивающей наружу весь свет и душу. Этот туман кажется необъятным, как долины космоса, в которых теряются безвозвратно, стоит лишь на секунду забыть о собственном теле. У существа нет ни носа, ни бровей, ни морщин. Белая пелена покрывает оголенный череп, проеденный бороздами, но гримаса его изображает отвращение и ужас тысяч маленьких детей. Искривленный искусанный до черной крови безгубый рот, усыпан острыми желтыми вонючими клыками. Волосяные лозы делают постель совершенно ледяной и мокрой, как вязкое болото.