Павел, дождавшись своего пассажира, поворачивает ключ зажигания, трогается с места. Обыденно и бесцветно непринужденно звучит выроненное им «привет». Варя ощущает себя в кабинете у стоматолога. Потеют ладони, спина и плечи мерзнут, в горле пересыхает, желудок выворачивается наружу. Не поворачиваясь лицом к водителю, Варя сдавленно отвечает на приветствие. Смущение окутывает тисками, и она сдается ему.
— Мне сначала нужно заехать домой, — тихо звучит холодный мужской голос.
Дом Черновых сейчас выглядит так, словно пробудился от долголетнего глубокого сна. Раньше он был серым и почти заброшенным, но сейчас вокруг яркого нового красного забора простираются целые клумбы пышных сочных пионов, декабристов, лилий и дельфиниумов, а большая ива у окна загораживает фасад немаленького кирпичного чистого дома.
Как только Паша открывает железную калитку, из нее вылетает маленькая курчавая черная собачка и радостно бросается к нему прямо в руки. Он ловит ее и тут же ставит на землю, придерживая ошейник, заводит ее обратно. Через пару минут возвращается с чемоданчиком в руке.
Они минуют Старинский, едут по неширокой трассе, ведущей в дальний рабочий поселок. За окном пролетают поля, лес, мосты и пруды, однообразие и естественность. Вдруг гробовое молчание прерывается молодым разливающимся голоском, перебивая звуки страдающего на кочках пожилого автомобиля.
— Прости за бабушку, она иногда перегибает.
Чернов в ответ хищно ухмыляется.
— Сначала просите о помощи, потом угрожаете. Интересные вы люди, — острым басом отрезает Чернов.
— Да, с ней непросто, иногда как по лезвию ножа.
— Буду знать.
Руки Вари покрываются гусиной кожей от ветра, обдувающего ее из опущенного окна. Она неконтролируемо содрогается, то ли от того, что вспомнила о забытой куртке, то ли от холода, то ли от волнения. Рукава рубашки натягиваются по самые кончики пальцев. В этот же миг водитель закручивает ручку своего окна, поднимая его до упора вверх.
— Закрой свое, там ручка черная крутится.
Варвара послушно крутит наполированную круглую ручку, не сразу разобравшись в какую сторону ее надо крутить. Длинные пальцы Чернова тянутся к створкам кондиционера, выкручивая его на обогрев.
— Зачем? Ты замерз? — на этот раз гораздо увереннее с нажимом прорывается голос Варвары.
— Нет, ты, — бесцветно отвечает Паша.
— Тебе показалось, — Варя прячется глубже в воротник рубашки.
Павел ехидно улыбается в ответ, не отворачиваясь от дороги.
— На заднем сиденье есть куртка. Можешь взять, если нужна.
— Нет, с чего ты взял что мне холодно?
— Просто знаю.
Странное смещение в груди колит Варю. Про свою болезнь она не говорила уже много лет буквально ни с кем. Мама об этом кажется в целом забыла, а бабушка настоятельно отрицает существование любых проказ. Очень странно сейчас догадываться, что чужой человек, не видевший ее в глаза целую вечность, об этом помнит и даже проявляет заботу. Что же теперь говорить? Кажется, в его присутствии каждое ее слово глупо, а каждая выходка постыдна. Она оборачивается к заднему сидению и глазами находит коричневую рабочую мужскую куртку, дотягивается до нее, слегка приподнимаясь со своего места. Одним движением накрывает ей свои плечи.
***
Старая машина ловко пролетает поля и трещины, залитые смолой в асфальте. Беспросветный лес с обеих сторон пути, маленькие речушки и мостики, деревушки. Варя теперь ощущает, как долго здесь не была, и насколько тут ничего не меняется, лишь стареет и пустеет. Она помнит каждое дерево, растущее на этом пути, помнит каждую остановку и порой узнает даже подсолнухи на полях. Теперь каждая засохшая ветка, упавшая на дорогу, отвалившись от очередного тополя, чужая, холодная, наводящая ужас, напоминает о смерти. Даже если залить здесь каждый сантиметр радугой, свет солнца все равно не будет доставать до этих мест, холодная тень и тягучий воздух никуда не исчезнут, они лишь сольются воедино.
Пункт назначения — поселок Белозерный. Твердо устоявшийся по численности проживающих, в пару тысяч человек, поселок. На сотню деревянных домишек, населенных пожилыми людьми, высятся три хрущевки. Маленькое подобие города. Варя зовет его «почти цивилизация». В отличие от Старинского, здесь присутствуют в единичных экземплярах пара сетевых магазинов и даже два супермаркета. Порой этого достаточно, чтобы не сойти сума, если ты приезжий, но если ты местный, то ты яростно продолжаешь посещать рынок, неважно покупать или продавать. Люди бегут и отсюда, брошенные запустелые дома, то здесь, то там выглядывают из-за углов, и даже рядом с самыми оживленными облагороженными местами. Все, что здесь функционирует: магазины, кафе, сервисы, две школы и детский сад, — все это благодаря тому, что ничего подобного нет на ближайшие десять деревень.