— Почему у нас иные книги? Почему жизнь в них так отличается от нашей?
— Так выдумки все это. А где не выдумки — там земли заморские.
Про блюдце Яснораде не хотелось говорить, и все же она своими глазами видела, что тот мир, который всегда казался ей выдуманным, существует.
— Что лежит там, за терновым лесом?
— Царство Полоза да другие царства. Всех и не упомнишь.
Мудрая ведьма, знающая больше остальных, порой казалось — больше самой царицы, и не помнила?
— Почему из этих земель мы никогда вестей не получаем? Не видим ни царей заморских, ни послов, ни гонцов?
А в том, что в нормальных царствах они бывают, Яснорада точно знала — из тех же мудреных книг.
— Далеко мы живем от земель прочих. Не всякая птица до нас долетит.
Зря Ягая это сказала. Ой зря.
— В книгах твоих птицы постоянно щебечут, в небе машут крылами. Наше же небо чисто и мертво.
Тихие слова Яснорады отчего-то заставили Ягую вздрогнуть.
— Устала я от вопросов твоих. Хочу прилечь.
Яснорада долго смотрела вслед матери, что скрылась в опочивальне и дверь крепко затворила за собой. Ягая никогда не жаловалась на усталость. Никогда первой не прекращала разговор. Поощряя ее любопытство — о чужих краях, о выдуманных реальностях, — всегда с радостью объясняла ей все незнакомое. Но стоило только задать вопрос о царстве родном…
Баюн неслышно выбрался из-под лавки. Сел, прижимаясь к ней теплым боком.
— Идем, — с мрачной решимостью сказала Яснорада. — За воротами все равно никто тебя не увидит.
— За воротами? — удивленно мурлыкнул Баюн.
Спорить, однако, не стал — черной стрелой полетел к двери и нетерпеливо переминался с лапы на лапу в ожидании, когда ему откроют.
Яснорада спустилась с крыльца. Изба их колдовская была повернута в сторону города, ворота по обыкновению открыты. Яснорада попыталась вспомнить, видела ли она когда-нибудь их закрытыми, но так и не смогла. Собственная память теперь казалась ей явлением непостоянным и доверия не заслуживающим.
Она обошла избу, Баюн хвостатой тенью следовал за ней.
Через огненную реку Смородину, что очерчивала границы Кащеева царства, был перекинут узкий и длинный Калинов мост. Конец его объяло то ли дымом, то ли туманом, и что там, в конце, не разглядеть. Отсюда к их крыльцу и приходили гости — Яснорада нередко видела их, бредущих по мосту. Всегда в одиночестве, будто что-то на той стороне других к ним не пускало.
Баюн первым шагнул на мост и тут же отдернул лапу, зашипев.
— Ты чего? — переполошилась Яснорада.
— Он жжется! — Кот обиженно тряс лапой.
Присев рядом с ним, Яснорада растерянно подула на мягкие розовые подушечки.
— Где ж это видано, чтобы мост обжигал?
Шерсть на загривке торчала дыбом, усы дергались. Принюхалась и Яснорада. Странный запах витал тут — тяжелый, дымный.
— Останься, Баюн. Дальше тебе делать нечего.
— Ну уж нет, я с тобой! — воинственно заявил он. Смущенно потупился. — Возьмешь только на ручки?
— Возьму, — улыбнулась Яснорада. — Отчего же не взять.
Однако дело это оказалось непростым. Поднявшись с котом на руках, она надсадно охнула — ношей ее будто было тяжелое полено.
— Я смотрю, приглянулись тебе караваи с волшебной скатерти.
— Как будто один я их ел, — буркнул Баюн. — Не всем есть и стройными, что осинки, оставаться.
Посмеиваясь, Яснорада ступила на Калинов мост. Даже сквозь сапожки она ощущала исходящий от него жар. Улыбка мигом растаяла, кожа на спине взмокла. С каждым шагом становилось лишь жарче. Баюн на ее руках тяжело дышал и, кажется, жалел, что не остался на берегу Смородины.
Яснорада давно уже потеряла счет ускользнувшим мгновениям, а Калинов мост не кончался. Серое марево впереди становилось все ближе, запах дыма заползал в ноздри все настойчивее. Баюн благодушно разрешил Яснораде уткнуться носом в его пушистую шкуру, да помогло не сильно — и та пропахла дымом.
Чем дольше шли они, тем сильнее Яснорада чувствовала кошачью тревогу, что вспушила хвост Баюна.
— Сидит там что-то, — севшим голосом сказал он. — Злое, страшное. Сидит и на нас смотрит.
— Не боюсь я ни злого, ни страшного, — тряхнув волосами, сказала Яснорада. Зря тряхнула — от веса кота на руках ее в сторону повело. Выпрямилась и сказала с достоинством, которому у невест Полоза научилась: — Я разобраться во всем хочу. Во всем, о чем Ягая умолчала.