Яснорада рассказала ей о том, как фаворитка, что не отличалась красотой и не принадлежала к знатному роду, стала законной женой короля — такого же монарха, как их Кащей или заморский Полоз. Рассказывая, она строила крепкий остов своей истории, словно невольно подражала Драгославе. Творя очередного зверя, искусница сначала создавала каркас из прутьев и веток, а потом наращивала на них глиняную плоть.
— Откуда ты все это берешь? — спросила Иринка с круглыми что монеты глазами.
— Это называется «воображение», — сказала Яснорада.
Не солгала, хотя эти выдумки принадлежали не ей.
Иринка вздохнула.
— У меня нет такого.
— Яснорада, — донесся до нее напевный голос Драгославы. — Попробуй, золотко, сотворить что-нибудь из земли. Сделай подарок нашему господину.
В ее устах милое «золотко» звучало почти как издевка.
Невесты Полоза притихли, выжидающе глядя на Яснораду. Она не была сильна в том, что умные книги Ягой называли «человеческими взаимоотношениями», но кажется, ей только что бросили вызов. Глупо принимать его, зная, что ее ждет поражение. Но в душе крохотной птичкой билась надежда, что в этот — в сотый — раз все будет иначе. Не все искусницы с первого дня жизни постигали свою силу. Многие взращивали и терпеливо выжидали, пока зерно дара в них пустит крохотный росток.
— Дорога у всех разная, — порой говорила Ягая. — У кого — гладкая, словно кость, у кого — выложенная терновником.
— А какая из них — моя? — спрашивала Яснорада.
Ягая лишь горько улыбалась.
Яснорада отложила в сторону свиток. Выпрямилась, расправила плечи и только потом поднялась. Девицы, что сгрудились у стола Драгославы, расступились перед ней. Яснорада взглянула на кость, едва заметно качнула головой. Слишком сложно. Взяла в руки ком земли. Сложить ладони ракушкой, слепив влажноватый шарик — просто, и даже форму ему легко придать. А вот заставить его не рассыпаться…
Она решила не мудрствовать и слепить что-то простое. Например, кролика: длинное тело, вытянутая морда, костяные наросты на голове… На миг захлестнуло тошнотворное чувство, будто кончиками пальцев она касалась небытия, пустоты. Яснорада тряхнула головой, кожей чувствуя чужие взгляды. Но странное ощущение ушло лишь тогда, когда она отняла ладони от земли.
Земляной шарик тут же рассыпался на маленькие комки.
Яснорада выдохнула. Что же, снова не получилось. Драгослава не смеялась, но взгляд ее полнился торжеством. Зачем она так? Неужели видит в Яснораде соперницу? Точно не это. Или избрала ее… как это говорится… мальчиком для битья?
— У меня еще будет шанс показать, чего я стою, — упрямо сказала Яснорада. Знать бы, к кому обращены ее слова — к невестам Полоза или к самой себе. — Никому не известны границы наших возможностей. Возможно нет их вовсе, этих границ. Возможно, если ты упорен и готов бороться с самой судьбой столько, сколько потребуется, то награда тебя найдет. Если раз за разом будешь бить в одну точку, то и стену в конце концов проломишь.
Иринка, что подошла к столу следом — ободрить, поддержать, — захлопала глазами.
— Какая же ты странная, золотко, — вздохнула Драгослава. — И речи у тебя странные.
Яснорада помрачнела. Во всем виноваты книги Ягой. Это от них в голове поселились мудреные, незнакомые жителям Кащеева града слова и чудные мысли.
Она ничего не ответила — и без того наговорила довольно. Лишь с облегчением покинула серебряные палаты невест.
Глава вторая. Неправильный кот
**
Сворачивая на улочку, что вела к их избе, Яснорада едва не налетела на незнакомца. Безбородый, жилистый, он сидел на корточках рядом с каким-то созданием и пытался подозвать его к себе. Существо было странным: комок пушистой тьмы с растекшейся по груди и животу белой кляксой, торчащими вверх ушами и длинным хвостом.
— Ч-что это?
— Это кот, — бросил незнакомец, не оборачиваясь.
— Это не кот, — уверенно возразила Яснорада. — Коты совсем другие.
У них ребра из прутьев или тонких костей, полость между которыми набита землей или глиной. Глаза что пуговицы на кафтане — черные, гладкие и маслянистые. И уж точно нет у котов этой странной пушистости. Казалось, создание обваляли в смоле, а потом покатали в состриженных с мужских голов волосках, которые так на нем и остались. Будто защищая его от холода. Как будто оно, творение умелой и явно не обделенной фантазией искусницы, могло замерзнуть.
Яснорада совсем растерялась, не зная, какой из сонма возникших в голове вопросов задать. И задала, кажется, не слишком значительный, но тот, что отчего-то ее беспокоил.