«Р» перекатывалась на кошачьем языке, рождая причудливое эхо. Голос — словно густой сладковатый мед. Он успокаивал, убаюкивал, качая Яснораду на невидимых волнах. И пока закрывались отяжелевшие веки, история оживала перед глазами. Она ясно увидела и тот лес, и того молодца, и гордо восседающего на высоком столбе кота…
Рассказ закончился и Яснорада, очнувшись, заморгала. Тихо спросила:
— Тебе не нравится здесь, да?
Кот поразмыслил, глядя сквозь ставни.
— Все здесь какое-то чуждое мне, неправильное, — наконец негромко признался он.
«Кто же неправильный из нас?»
Снизу, в сенях, послышался шум. Ягая всегда ступала твердо, решительно, будто каждый миг бросая вызов миру, что ее окружал, заявляя о своем законном праве владеть им… хоть и не она в Кащеевом царстве была царицей.
Ойкнув, Яснорада спрятала чудно вякнувшего кота под кроватью. Шикнула:
— Сиди тихо.
А сама спустилась поприветствовать мать.
Ягая вошла в избу, припадая на правую ногу. Остановилась в дверях — высокая, крепко сложенная, с тяжелой смоляной косой и соболиными бровями. На величавую, статную мать Яснорада была совсем не похожа. Слишком хрупкая — того и гляди, ветром сдует, шустрая, а глаза — точно луговая трава. В волосах Ягой — полночь, в волосах Яснорады — золотая заря.
— Кошачьим духом пахнет, — поморщилась Ягая. — Откуда кошки в моей избе?
Яснорада сглотнула. И как она собиралась скрыть что-то от ведьмы?
«А ведь кот, выходит, не соврал. Он и правда… кот».
Яснорада съежилась под строгим взглядом. Но, вздернув острый подбородок, сказала:
— Ты сама меня учила помогать тем, кто в этом нуждается. Вот я и помогла.
— Коту? — хохотнула Ягая. — Ладно, показывай тайное твое сокровище.
Яснорада и показала. Кот опять повел себя неприветливо — выгнул спину и вспушил то, что шерстью называл. Ягая долго его рассматривала, даром в уши и под хвост не заглянула.
— Раз прячешь его — значит, дорожишь. Раз дорожишь — отнимать не стану.
— Можно оставить?
Яснорада ушам своим не поверила. Прежде она радовала Ягую своим послушанием, и первая же выходка осталась безнаказанной?
— Пусть будет твоим фамильяром. — Ягая благодушно махнула рукой. — Кот не простой, раз в этих краях появился. Пусть колдовская сила его монетами падет в твой кошель.
Яснорада похлопала глазами и перевела на кота заинтересованный взгляд.
У нее будет свое собственное зверье! Как у Драгославы и других искусниц… или самого Кащея. Правда, те животные, что блуждали по дворцу, Кащею не принадлежали. Лишь, как призналась однажды Драгослава, были привязаны к нему. Такого рода мастерством Яснорада не владела. Да вот только неправильный кот сам пожелал остаться с ней.
«Какова ведьма, таков и фамильяр».
А ведь Яснорада и впрямь училась быть ведьмой, достойной преемницей Ягой. Но то, что должно было стать колдовским зельем, в ее руках оказывалось лишь горькой, отдающей травой, водой. Обереги, призванные усилить красоту невест Полоза, оставались лишь безделушками, вырезанными из бездушной кости и подвешенными на шнурок. Ягая пыталась учить ее и другим чарам, да ничего не вышло.
Неправильная она ведьма, и зверь у нее неправильный.
В тот день кот впервые спал с ней. Свернулся на груди пушистым клубком, и такое по телу разлилось тепло! Недолго Яснорада гадала над его именем. Была среди трав и корешков Ягой волшебная, навевающая сон баюн-трава. А кот так сладко мурлыкал у нее на груди, своим мурчанием усыпляя, что имя само на ум пришло.
Баюн.
Глава третья. Волшебное блюдце
Сначала был холод и пустота, а после — золото, золото, золото. Его сияние — первое, что она увидела. Первым, что услышала, было ее собственное имя.
Мара. Такое же холодное, как и зима, из которой ее соткали.
Красота женщины, застывшей напротив, была темна. Глаза глубокие, словно океанские воды, струящиеся черненые волосы… И все же она была живой и чуть несовершенной. Подбородок чуть тяжел, нос — островат.
Мара знала и ее имя — Морана. Об остальном та рассказала ей сама. Взяла тонкими пальцами за подбородок и заставила заглянуть в глаза.
— Я твоя создательница, Мара. Не забывай об этом.