Финист нахмурился. Но что-то крепкое в нем, что звалось упрямством, уже пустило корни.
— Марья никогда не сдалась бы. И я не сдамся.
Царевна Лебедь улыбнулась, отчего стала еще краше.
— А я хотела тебя за одну из девиц своих лебедушек, сестриц младших, выдать. Секрет раскрыть: коли сорочку лебедушки украдешь, навеки она твоей станет.
Финист стушевался.
— Спасибо за оказанную честь. Но если я и женюсь когда… не сейчас, но когда-нибудь… так только на Марье.
Еще совсем недавно эти мысли его пугали. А в разлуке он понял — только Марья ему и нужна.
— Любишь ее?
— Люблю, — твердо сказал Финист.
Смутился — он говорил это впервые. Жаль только, не самой Марье.
— Твоя взяла, — улыбнулась Царевна Лебедь. — Есть на этом свете волшебное создание, которое способно тебе помочь, и зовется оно жар-птицей. Светом перьев своих прогонит она пронизавшую твое тело черную колдовскую сущность, вытравит магию Мораны.
— Если это поможет спрятаться от ее всевидящего ока и вернуться к Марьюшке, я готов отправиться за жар-птицей хоть на край земли!
Царевна Лебедь рассмеялась.
— Помогу я тебе. Укажу к ней дорогу…
— Не торопись, сестрица, — раздался с порога холодный голос.
У девушки, что застыла там, было бледное, узкое лицо и распущенные черные волосы, которые развевались за спиной шелковым плащом.
— Обида, — спокойная, будто река, сказала Царевна Лебедь. — Уж точно не меня ты навестить прилетела. По Мораниным следам пришла, по зароненным ею черным зернам?
Финист сглотнул. Не хотелось ему до конца жизни оставаться живым маяком для Мораны и ее прихвостней.
— Уж точно не для того пришла, чтобы сестрицу проведать, — осклабилась Обида.
— Зачем Финист тебе понадобился?
Обида пожала хрупкими плечами.
— Если Морана будет так легко врагов своих отпускать, нечисть никогда не оставит ее в покое. Еще надумает вернуться, тревожить покой ее горожан.
— Конечно, — качая головой, отозвалась Царевна Лебедь. — Моране нужно, чтобы все оставалось по-старому, чтобы ее подданные о воле и бескрайних просторах Нави мечтать и не смели.
Обида спорить не стала. Обронила, подавшись вперед:
— Отдай сокола.
— Не отдам.
Горестно вздохнув, Обида расправила руки — в белой коже проклюнулись черные шипы. Они распускались на глазах, становясь перьями. Обида взмахнула крыльями и окончательно перевоплотилась в черного лебедя. Царевна стала лебедем белым.
Они схлестнулись на лету, крылья замолотили по воздуху и друг по другу. Их оперения смешались, слились, и на мгновение показалось, будто в хрустальном тереме ярится одна огромная черно-белая птица.
Лебединые девы в разыгравшуюся схватку не вмешивались, но Финисту отчего-то казалось, что их царевна победит. Так и вышло. Понимая, что проигрывает, раненая черная лебедь бросилась вон из терема. На память о ней остались лишь перья, усыпавшие хрустальный пол.
Белая лебедь обернулась девицей — бледной, изможденной, но, похоже, не раненой.
— Тебе нужно избавиться от яда Мораны, что проник под твою кожу. Иначе где бы ты не был, она всюду тебя найдет.
Финист в очередной раз поблагодарил Царевну Лебедь за помощь ему и за свое спасение. И вместе с ней отправился искать жар-птицу.
Царевна Лебедь и девицы-лебедушки подхватили Финиста и принесли прямиком к входу в необыкновенный сад. Перед его красотой меркли даже сады в лебедином царстве. Невозможно представить, что один уголок земли мог вместить в себя столько красок. Кусты пестрели цветами с сиреневыми, фиолетовыми и лазуревыми лепестками. Ветви изумрудных деревьев гнулись к земле от веса золотистых, сверкающих как само солнце, плодов. На ветках сидели райские птицы с оперением из золота и драгоценных камней. Звенели хрустальные ручьи, а от рек пахло молоком и медом.
— Ирием он зовется, — улыбнулась Царевна Лебедь, с насмешливыми искорками в глазах наблюдая, с каким восхищением озирается по сторонам Финист. — Дальше я не пойду — без надобности появляться там не велено. А ты иди.
Финист расслышал в ее словах неявное предупреждение. Не все так просто было с этим садом. Белая лебедь подтвердила его опасения:
— И помни, сокол ясный, не так легко смертным даются блага Ирия…
Больше Царевна Лебедь ничего не сказала. Лишь пожелала со смешком: «Ни пуха, ни пера». И, оборотившись лебедицей, улетела.
Финист, застыв у входа в Ирий, поежился и сделал первый шаг.
Петляющая меж цветочных кустов тропинка привела к дереву с густой изумрудной кроной. На ветвях сидела дева-птица: женская голова, покрытое светлым опереньем птичье тело и лапы вместо ног и рук. Она пела, прикрыв глаза, и голос ее был так сладок…