Церковь тогда еще не совсем утвердилась в Эркинленде, и хотя почти всех обратили в веру эдонитов, очень немногие из Озерного Народа доверяли Санселланскому Эдониату. Его, называли «поповским ульем» и говорили, что его глава печется не о Боге, а о собственном преуспеянии.
Многие и теперь говорят это — но так, чтобы чужие не слышали.
Сегодня я знаю обо всем этом много больше, чем когда это происходило. Я многое постигла теперь, когда я стара, а тех, о ком я рассказываю, уже нет в живых. Я далеко не первая, кто проделал этот скорбный путь — знание всегда приходит слишком поздно.
Господин Сулис действительно рассорился с Церковью, и в Наббане, где Церковь и государство были связаны очень крепко, это сразу сделало его врагом главы Санселланского Магистрата. Но мой будущий отчим принадлежал к столь знатному и могущественному роду, что его не заточили в тюрьму и не казнили, а лишь настоятельно посоветовали ему покинуть Наббан. Его соотечественники думали, что он выбрал Эркинленд потому, что в нашем захолустье любой вельможа мог стать королем, — но у Сулиса были свои причины, куда более глубокие и странные, чем кто-либо мог предположить. Как бы там ни было, он привел всех своих домочадцев и своих рыцарей и солдат с их женщинами и детьми — целый маленький город — на берега Королевского озера.
Несмотря на свои острые мечи и крепкие доспехи, наббанийцы обращались с Озерным Народом на удивление учтиво, В первые же недели между их лагерем и нашими селениями завязалась торговля, и многие из наших завели себе друзей среди пришельцев. Эркинлендцы насторожились лишь тогда, когда господин Сулис объявил танам о своем намерении поселиться в заброшенном замке на мысу.
Огромный и пустой, обитель ветра и теней, замок смотрел сверху на наши земли с незапамятных времен. Никто не помнил, кто его построил — то ли великаны, то ли сам волшебный народ. Говорили, что какое-то время им владели северяне из Риммерсгарда, но они давно уже ушли отсюда, изгнанные драконом. Сколько преданий окружало этот замок! В детстве одна из служанок моей матери рассказывала мне, что там живут теперь северные ведьмы и беспокойные духи. Часто ночью я думала, как он стоит, этот замок, на обвеваемом ветрами утесе, всего в половине дня езды от нас, и так боялась, что не могла спать.
Намерение пришельца восстановить разрушенную твердыню привела танов в беспокойство — и не только потому, что они опасались потревожить духов. Замок занимал мощную позицию и был почти непобедим — его стены, даже обветшавшие, могли выдержать любой приступ. Но таны попали в трудное положение. Хотя озерян было больше, чем людей Сулиса, рыцари Цапли были лучше вооружены, а дисциплина наббанийских бойцов славилась повсюду — не прошло и нескольких лет, как императорские Морские Волки числом пол-легиона разбили вдесятеро больше троеводян. Освеард же, новый Великий Тан, был молод и не имел воинского опыта. Поэтому другие таны попросили моего деда Годрика поговорить с наббанийцем и попытаться разгадать его истинные намерения.
Так господин Сулис явился в дедову усадьбу и впервые увидел мою мать.
В детстве мне хотелось верить, что Сулис влюбился в мать с первого взгляда, когда они тихо стояли за стулом своего свекра в большом зале Годрика. Она была красива, я знаю — пока отец был жив, все домочадцы называли ее Лебедью Риквальда из-за ее стройной шеи и белых плеч. Волосы у нее были цвета бледного золота, глаза зеленые, как Королевское озеро летом. Любой мужчина влюбился бы в нее. Но слово «любой» никак не подходит к моему отчиму.
Впервые влюбившись сама и став женщиной, я поняла, что Сулис ее не любил. Как мог любящий муж быть столь холодным и отстраненным? Столь тяжеловесно учтивым? Вздрагивая при одной мысли о Телларине, моем тайном возлюбленном, я понимала, что мужчина, который держал себя с женой таким образом, никак не мог ее любить.
Теперь я уже не так уверена в этом. Столь многое кажется другим, когда смотришь на него моими нынешними глазами. С высоты своих лет я смотрю на свою жизнь, словно с горы, но порой мне кажется, что вижу я лучше.
Сулис был умный человек и не мог не заметить, как мой дед ненавидит Великого Тана, — это проявлялось во всем, что Годрик говорил. Дед даже о погоде не мог упомянуть, не сказав, что лето было теплее, а зима короче в ту пору, когда он сам был Великим Таном, — а если бы, мол, сын сел на его место, то у нас вечно стоял бы месяц май Видя это, Сулис стал ублажать нравного старика — сперва он тонко льстил ему и дарил подарки, а после посватался к его невестке.
Да, когда дед в достаточной степени проникся уважением к уму этого иноземного вельможи, Сулис нанес решающий удар. Он не только предложил за мою мать — вдову! — выкуп больше, чем за девицу из дома Великого Тана, целое состояние в мечах, наббанских конях и золотой посуде, но вдобавок выразил готовность оставить брата и меня на попечение деда.
Годрик не совсем еще отказался от своих надежд на Эльфрика, и эта мысль привела его в восторг, но во мне он особо не нуждался. И двое мужчин порешили, что матери будет веселее на новом месте, если она возьмет с собой хотя бы одного ребенка.
На том и сговорились, и чужеземец вошел в семью бывшего Великого Тана. Остальным танам Годрик сказал, что намерения у Сулиса самые добрые и что своей женитьбой он честно доказал свое желание жить в мире с Озерным Народом. С ним есть священники, которые очистят замок от беспокойных духов — Годрик передал танам то, что сказал ему сам Сулис, — и потому водворение Сулиса в замок принесет нашему народу двойную пользу.
Не знаю, что думали об этом Освеард и другие таны. Но, приняв в расчет суждение Годрика и силу пришельца — а быть может, испытывая тайный стыд по поводу смерти моего отца, — они сочли за благо согласиться. И господину Сулису с молодой женой отдали во владение заброшенный замок со всеми его развалинами и призраками.