Задержали грабителей. В тот же вечер. Были найдены жертвы, свидетели, доказан состав преступления, назначен суд. Но тут начали выясняться странные вещи. Грабители, оказывается, заслуживают всяческого снисхождения, чуть ли не жалости: в учебных группах, во дворах, где они живут, их уважают за вежливость, бесхитростность, они никогда не откажутся помочь престарелой соседке донести сумку, участвуют в художественной самодеятельности, не чураются искусства. А ограбление?! Оказалось, что однокашники поручили им купить две бутылки вина, а денег не хватило. Вот и решили собрать, чтобы перед товарищами лицом в грязь не ударить.
Нет никаких оснований сомневаться в истинности всех многочисленных характеристик, которые следователь не успевал подшивать в дело. Соседи собрали подписи в защиту бедолаг. Учителя провели собрание в группе, где они учились, и помогли составить коллективное письмо. Нашли даже вожатых из летних пионерских лагерей — те тоже были прекрасного мнения о ребятах. Но на судью все это произвело не слишком большое впечатление — подростки были осуждены по статье, предусматривающей грабеж. Серьезная статья. Учитывая возраст и положительные характеристики, ребятам назначили по пять лет лишения свободы.
Разумеется, друзьям, соседям, родственникам приговор показался слишком суровым. Впрочем, родители ограбленных малышей так не считали. И, конечно же, думали они не о гривенниках. Они не могли забыть о ноже, приставленном к горлу их ребенка.
Приговор — это дело суда. Но давайте подумаем о другом: действительно ли преступление стало результатом стечения непредсказуемых, роковых обстоятельств, действительно ли все происшедшее — чистая случайность, от которой никто не застрахован?
Группа, в которой учились наши «герои», состояла из тридцати двух человек. В тот роковой день произошло непредвиденное — сорвались занятия. То ли преподаватель заболел, то ли помещения не нашлось, неважно. Главное в том, что вся группа оказалась свободной.
Как же учащиеся распорядились несколькими свободными часами? Судья тщательно и подробно выясняла, чем в тот вечер занялись все тридцать два человека.
Итак:
Пятеро отправились в ближайший кинотеатр.
Трое пошли бродить по улицам.
Тринадцать человек разошлись по домам.
Двое остались в училище, в спортзале.
Двое на художественную выставку заглянули.
Осталось семеро. Среди них — оба преступника. Все семеро направились в гости к одному из них, у которого дома никого не было. По дороге «скинулись» и купили вина. Три большие бутылки портвейна. В среднем из расчета по полтора стакана на брата. Придя в квартиру, все сбросили с себя вместе с пальто обычную сдержанность, расселись в креслах, на диване и это вино выпили.
Отсев продолжался. Трое, ощутив полное удовлетворение жизнью и собой, отправились по домам. Остались четверо, которые еще не ублажили себя настолько, чтобы можно было покинуть гостеприимный дом. Среди них оба наших «героя». Возникла мысль, что неплохо бы выпить еще. Слабаки, мол, разбежались к своим мамам и папам, а мы, настоящие мужчины, продолжим столь приятный вечер.
Кто пойдет за вином? Хозяин остается, это ясно. Еще один слишком опьянел. Значит, наши «герои». Они готовы. Правда, денег у них нет. Но это не смущает ни того, ни другого. Пьяная удаль уже успела подавить здравый смысл. Прихватив на кухне нож для разделки мяса, оба выходят на улицу. Они гордятся собой: пообещали принести вина и принесут.
Добытчики отправились на каток. Обычный дворовый каток в стороне от оживленной улицы, от яркого света. У пятерых малышей успели вывернуть карманы, но на бутылку так и не наскребли. Не успели. Были задержаны.
Родители подростков — достойные, порядочные люди — были сражены случившимся. У одного бабушка слегла в больницу, у другого отец не смог даже прийти в суд — сердце схватило.
Подсудимые выглядели еще настолько детьми, что кое-кто из присутствовавших в зале суда, услышав приговор, не смог сдержать слез.
После суда мне удалось поговорить с одним из этих ребят. Наверно, он выглядел так же, как во время суда: стриженый, осунувшийся, бледный. В его глазах отражалась боль, словно ему нанесли незаслуженную обиду, на которую не смог ответить.