Признание довольно интересное: они не могли отказаться от задуманного, потому что затрагивалось их достоинство. Как будто речь шла о профессиональной чести. У этих людей понятия о ценностях, о чести и достоинстве явно сместились, оба потеряли представление о том, чем стоит гордиться, а что лучше скрыть. Они сознательно шли на опасное преступление, но не видели в этом ничего постыдного. Страшно? Да, было страшно. Стыдно? Нет.
Ночью перед ограблением Виталий Сосонко ночевал в Днепропетровске на вокзале. Ступин не смог взять его к себе в общежитие. Да и ни к чему это было. Зачем лишние разговоры, расспросы?..
Наступило двадцать третье мая. Весь день шел теплый весенний дождь. Пахло свежей листвой, мокрой корой деревьев, сырым асфальтом, цветами. Сосонко бродил по городу и собирался с духом. Невольно присматривался к встречным милиционерам. Притомившись, шел на вокзал, пытался читать роман-газету. Ни названия, ни содержания ее вспомнить так и не смог, помнил только внешний вид. Это и понятно. Мысли его были далеко.
А Ступин провел день на занятиях. Изучал философские категории, связи личности в обществе. Товарищи по кафедре не заметили в его поведении ничего особенного. Разве что он показался им несколько молчаливее обычного. Иногда эта молчаливость сменялась нервным оживлением, которое так же быстро и неожиданно проходило. Но в общем — ничего особенного.
После занятий Ступин отправился в хозяйственный магазин и купил резиновые перчатки. Затем заглянул в галантерею и обзавелся темными очками. Он рассчитывал надеть их в последний момент. Вспомнил о зажигалке, имеющей форму небольшого пистолета. Все это сложил в хозяйственную сумку, туда же сунул старые туфли и свернутый плащ. Маскировка была продумана заранее, тщательно и подробно.
Из общежития Ступин уходил быстро, чтобы никого не встретить: он не был уверен в том, что сможет беззаботно поздороваться, легко переброситься словами, ответить на такой, казалось бы, невинный вопрос: «Куда ты собрался в дождь?» Встретились они в условленном месте около шести вечера, почти за три часа до ограбления. Молча отправились в соседний парк. Спрятавшись в укромном уголке от дождя и от людей, еще раз обсудили детали. Ступин переоделся: сменил туфли, накинул плащ, напялил шляпу. Сосонко присмотрел в мокрой траве и хотел было прихватить для пущей уверенности какую-то палку, но Ступин отговорил его, а чтобы он не чувствовал себя совсем уж беззащитным, дал ему зажигалку. Потом, подумав немного, он взял эту палку себе.
Никаких сомнений, колебаний уже не оставалось. Оба уже были настолько измотаны мыслями о предстоящем преступлении, что им хотелось побыстрее все закончить. Они словно ступили на какой-то конвейер, который неудержимо нес их к преступлению.
По дороге к «Детскому миру» опять принялись было обсуждать свои «обязанности», но бросили: оба уже знали их наизусть. Перед этим купили маленькую бутылочку коньяка, немного выпили, чтобы подавить нервную дрожь. Правда, им казалось, что они дрожат от холода.
К «Детскому миру» подошли, когда стрелки часов показывали без четверти девять. По-прежнему шел небольшой дождь. На соседней площади зажглись фонари. Служебный вход, через который им предстояло пройти во внутренний двор магазина, был в тени.
И тут начались неприятности. Рядом со служебным входом стояла патрульная милицейская машина. Но Ступин и Сосонко не торопились уходить, понимая, что, если сегодня все сорвется, им уже трудно будет вновь собраться с духом. Машина вскоре уехала, разбрызгивая лужи.
Потом обнаружилось новое препятствие: долго не было трамвая, и на остановке под навесом собралось десятка два ожидающих. Минуты шли, вот-вот должны были появиться инкассаторы, а трамвая все не было. Наконец он подошел и увез всех, кто мог оказаться невольным свидетелем. Остановка опустела.
И тогда они увидели, что под деревом стоит какой-то парень. Он стоял так долго, что им в какой-то момент показалось — вот-вот все рухнет. Но в конце концов к парню подбежала девушка, и они ушли.
Появился пьяный. Он тоже не торопился уходить. Да, наверно, и не смог бы уйти без посторонней помощи. Решив, что пьяный не помеха, Ступин и Сосонко двинулись к ограде, но тут откуда-то возник милиционер.
Казалось, кто-то умышленно ставит им на пути препятствия, чтобы уберечь от рокового шага. Они досадовали, злились на все эти непредвиденные помехи, и в то же время росло чувство облегчения: значит, и сегодня можно повременить с ограблением. Наконец путь был свободен. Три-четыре минуты понадобилось милиционеру на то, чтобы увести пьяного. Правда, это были те самые три-четыре минуты из десяти, которые оставались в их распоряжении до приезда инкассаторов. К трамвайной остановке еще никто не подошел. Вокруг никого не было.