В свое время Лугинин закончил горный техникум, но по специальности работать не стал. Не было якобы такой работы в Свердловске, а выезжать из города ему не хотелось. После отбытия наказания за хулиганство он ухитрился на целых два года задержаться на комбинате «Ураласбест». Потом все же ушел. Не нравились ни работа, ни люди. Несколько месяцев бездельничал и, не найдя ничего подходящего, возвратился на комбинат. Еще четыре месяца продержался. Потом поступил было в горный институт, но вскоре бросил его. Месяца три бродяжничал, немного поработал в карьере. Опять не сошелся с людьми. Потом на неделю устроился в трамвайное депо. Потом снова карьер, снова увольнение, недолгая работа на дистанции погрузочно-разгрузочных работ. В июле поступил на завод строительных конструкций, в сентябре бросил работу. В октябре совершил убийство.
Биография говорила сама за себя. Судьи понимали — это преступление не случайно. Необходимо было еще раз тщательно и подробно расспросить главную свидетельницу — Таисию Киселеву. В ее показаниях настораживали некоторые на первый взгляд совершенно незначительные подробности. Во время следствия она сказала, что когда Борис пригласил ее в свою комнату, он тут же закрыл дверь на крючок. Но, как выяснилось, на этой двери никогда не было крючка, был замок, который закрывался ключом. А если допустить мысль, что Борис сам закрыл дверь на ключ, то как в таком случае Таисия могла выскочить из комнаты? Ведь ключ должен был находиться у Бориса. Еще одно. Лугинин на следствии, описывая насилие, якобы совершенное Борисом, не раз упомянул подол от платья своей приятельницы. Но все свидетели в один голос показали, что Киселева в тот день была в спортивных брюках.
А в последний день суда произошла сенсация. Было зачитано письмо Таисии Киселевой, которое она прислала своей свекрови Анне Ивановне Киселевой. На двадцати с лишним страницах Таисия во всех подробностях описывала, что произошло в тот день. Рассказала, как спряталась в комнате у Бориса, чтобы выпить флакушку, как ворвался Лугинин, как Борис бросился на него и выбил из рук топор, как Лугинин после совершения преступления двое суток заставлял ее повторять мельчайшие детали своей версии, как бил ее по рукам, чтобы оставить синяки, которые должны были подтвердить истинность его версии о насилии... Все свои предыдущие показания она дала, опасаясь мести Лугинина.
Трудно сказать, что произошло в душе этой женщины, но преступление что-то сдвинуло в ее сознании, заставило по-новому взглянуть и на своего дружка, и на себя самое. Она пишет о Борисе, который вырос у нее на глазах, вспоминает недолгие счастливые дни его семьи, невольно сравнивая жизнь Наташи с собственной: Чувствуется, как с каждой страницей растет в ней уверенность в себе, она словно бы освобождается от страха перед Лугининым. Таисия пишет о том, какими мелкими и ничтожными кажутся ей теперь ее собственные страхи и несчастья по сравнению с горем Наташи.
Дело было передано на доследование.
Все происшедшее оказалось тяжелым ударом и для Анны Ивановны. Получив от Таисии письмо, она поняла, что та никуда не уезжала, что она в городе. Отправилась на поиски. И нашла.
Во время доследования Таисия повторила все, что написала в письме. Более того, у нее хватило духу настоять на своих показаниях и при очной ставке с Лугининым. Не поколебалась она и на судебном процессе.
Вот, собственно, и вся история. Как и прежде, живут на улице Боцманской те же люди, но теперь — притихшие от горя, постаревшие. Теперь их четверо — Наташа, с дочкой и Анна Ивановна с мужем. Степан Емельянович, как и прежде, бегает иногда за флакушками, делится с Анной Ивановной, но пьют они уже не для радости, пьют, чтобы хоть на время заглушить в себе этот незатихающий крик боли и отчаяния. Впрочем, они никогда не пили для радости, так же как и Лугинин, Таисия.
Лугинин... Вряд ли в его преступлении нужно винить только водку — она тоже следствие. А началось все с того, что ему было неинтересно среди людей. Неинтересны были дела, которыми приходилось заниматься, работа, которую он иногда выполнял. Духовная пустота привела к тому, что обычные человеческие качества, человеческие достоинства потеряли для него всякую ценность. Вот фраза, которую как-то обронила Анна Ивановна, рассказывая следователю о Лугинине: «Никуда не ходил, никого не любил. Только Тасю ревновал».
Именно так: он не любил ее, только ревновал. На любовь у него не хватало душевных сил.
Есть такое выражение — «заразительный смех». Между прочим, заразительным может быть не только смех, но и подозрительность, зависть, злоба. Так ли уж редки случаи, когда сильный человек, уверенный в своей правоте, в самом себе, заражает окружающих своей уверенностью, оптимизмом? Вот в семье появляется молодая невестка — неунывающая хохотушка, отчаянная выдумщица и озорница. И происходит вроде бы странная вещь — меняется внутренний психологический климат семьи, люди чаще смеются, шутят, разыгрывают друг друга. Вот старая, прожившая большую и трудную жизнь женщина приезжает в семью сына и своей добротой, верой в добро прекращает ссоры, недоразумения между супругами. Она заражает их своим достоинством, мужеством.