Очнулся от неприятного ощущения, будто лежит в чем-то липком. Это была его кровь. Некоторое время прислушивался. Сверху, со второго этажа, доносились гулкие удары. Василий понял, что там взламывают дверь в кассу. Попробовал подняться — не удалось. Оказалось, связали. Старое повреждение на руке помогло ему быстро освободиться от веревок. Добравшись до окна, он с трудом приподнялся, подождал, пока чуть утихнет боль в голове, и вывалился наружу. Он сразу ощутил все свои раны и едва не потерял сознание от боли.
Ему удалось дойти до общежития, и он начал стучать во все двери, будить людей. А потом, убедившись в том, что его услышали, увидев, как в окнах вспыхивает свет, вышел на дорогу и побрел в сторону города, туда, где была надежда встретить машину.
Из городского управления внутренних дел позвонили в районный отдел, ближайший к правлению колхоза. В дежурную часть райотдела передали сообщение об ограблении и попросили немедленно выслать на место происшествия оперативную группу. Приняв сообщение, дежурный дал группе команду выезжать.
Милиционер-шофер Анатолий Берневега спал прямо в машине. Он не должен был дежурить в эту ночь, но ему нередко приходилось подменять своих товарищей, и он всегда этому радовался. Да, радовался тому, что проведет ночь без сна, что прикорнуть удастся только на руле машины, что домой вернется под утро, но зато все это время он будет со своими ребятами, будет в деле.
— Как чувствовал — что-то произойдет, — рассказывал он позже товарищам. — В тот вечер уже из дома вышел, но потом вернулся, дочку поцеловал, с женой попрощался. Никогда этого не делал, а тут вдруг накатило.
В группу, кроме Берневеги, вошли Павел Кравцов и Николай Плыгун — инспекторы уголовного розыска райотдела. Они выехали через три-четыре минуты после получения сообщения, а к Дому культуры прибыли минут через десять. Это был их последний выезд на место происшествия. Павел Кравцов и Николай Плыгун погибли в схватке.
Едва Берневега остановил машину, Кравцов и Плыгун выскочили из нее и направились к главному входу. Плыгун вынул пистолет. У входа они остановились.
— Идем на столкновение? — спросил Плыгун.
— Нам ничего больше не остается. Как только они поймут, что вокруг здания собрались люди, тут же бросятся наружу, поднимут пальбу. Или из окон начнут стрелять. Надо идти, Коля. Ничего не поделаешь.
Сверху слышался лязг металла. Поднявшись на второй этаж, они увидели свет из двери, почувствовали резкий запах автогенной сварки. Коридор бухгалтерии был наполнен едким дымом.
По инструкции, Толик Берневега должен был находиться в машине. Но в ту ночь он сделал самое большее, что мог, сделал в нарушение инструкции. Оставив машину, он бросился расставлять людей вокруг здания, следя за тем, чтобы не осталось без присмотра ни одно окно, ни одна дверь. Молодым парням и мужчинам он предложил взять в руки хоть что-нибудь — рейки от забора, сваленные невдалеке, обломки кирпича. За две-три минуты здание было надежно окружено, теперь из него никто не мог выйти незамеченным. После этого Берневега вернулся к машине — необходимо было срочно связаться с отделом, доложить, что преступники все еще находятся в Доме культуры, что нужно подкрепление. Из городского управления дежурный районного отдела получил сообщение в таком виде: «Ограблена касса совхоза». И группа выезжала не на задержание, а чтобы выполнить оперативные действия, найти свидетелей, установить сам факт ограбления, попытаться сохранить следы, которые, возможно, оставили преступники. Поэтому на всех был только один пистолет — у Николая Плыгуна.
Но Анатолий не успел связаться с дежурным райотдела.
— Павлик! Сюда! — услышал он крик Николая Плыгуна. И, не раздумывая, рванулся к главному входу, вбежал в вестибюль, увидел свет на втором этаже и кинулся по лестнице наверх.
— В голосе Николая было такое, — рассказывал он позже, — что я внутренне словно оцепенел. Мне не приходилось слышать, чтобы люди вот так кричали. Дело не в том, громко или тихо. Я как-то сразу понял, что Николай в опасности, что нужно немедленно бежать на помощь. Но я опоздал...
Вооруженный обрезом Зиновий Кичук, увидев, что вокруг здания собирается народ, бросился наверх.