– Да, Андрюша, объясни, пожалуйста.
– Узнал группу и композицию, назвал год записи. Значит, меломан. Обозвал Цепеллинов гаплоидами. Не каждый радиотехник такой термин знает. А вот сотрудник биологической лаборатории вполне может умных словечек нахвататься и козырять ими к месту и не очень. Ну и позывной. Фантазия у парня бедная, работает в биологии, ну и назвался «Биологом».
– А что такое гаплоиды?
– Гаплоиды – это клетки с одинарным набором хромосом. Примитивные в генетическом смысле, – ответила Оксана и сама себе удивилась. – Надо же, помню. В прошлом семестре зачёт сдавала!
Неодинокий с уважением посмотрел на девушку и снова повернулся к Андрею.
– Хорошо, убедил. Только что это даёт? У нас машины радиопеленгатора нет. Как мы его найдём?
– А мы и не будем его искать. Сам скажет, где прячется.
– Кому скажет, тебе?
– Нет, мне он не скажет. И тебе не скажет. А вот Оксане скажет.
Неодинокий с сомнением покачал головой.
06 апреля 1979 года, 22.50. Кабинет первого секретаря обкома КПСС.
Обычно он работал до девяти, половины десятого вечера. Сегодня задержался, ждал звонка из Москвы. Заседания Политбюро, как правило, заканчивались в восемнадцать, поместному в двадцать. На этот раз всё затянулось. Только без десяти одиннадцать замигала лампочка на селекторе:
– Борис Николаевич, – доложил помощник, – региональный отдел на первой линии.
Он взял трубку:
– Слушаю, Сергей Петрович.
– Здравствуй, Борис. Как у тебя обстановка?
– Постепенно нормализуется. Медики докладывают, что эпидемию взяли под контроль. Новых случаев заражения сегодня только три.
– Сколько всего заболевших? Впрочем, меня это теперь не интересует. Будешь новому заведующему региональным отделом докладывать. Не знаю пока, кого назначат, несколько кандидатур рассматривают. Я с завтрашнего дня на сельское хозяйство перехожу. Начальником управления.
Это было явное понижение в должности и лишение привилегий, связанных с работой в аппарате ЦК.
– Что молчишь? Только что закончилось Политбюро. У тебя строгач, у военных похуже, вплоть до исключения. Считай, мы с тобой легко отделались. Утром получишь директиву, всем секретарям разошлют, чтобы лишних домыслов не было.
Зазвучали короткие гудки. Первый секретарь аккуратно положил трубку, распустил сдавивший горло узел галстука. Немного посидел, затем поднялся, открыл стеклянную дверцу книжного шкафа, достал увесистый том основоположника и стоявшую за ним бутылку «Армянского». Налил треть стакана, залпом выпил.
07 апреля 1979 года, суббота, 7.30, заброшенный барак на окраине города С.
Бизнесмен из Гамбурга Отто Мейер, он же специальный агент ЦРУ Джейсен Хансен, а ныне советский гражданин Фёдор Зацепин, проживающий согласно прописке в посёлке Комсомольский С-ой области, работающий снабженцем в мехколонне и приехавший, в соответствии с командировочным удостоверением, за запчастями, проснулся ровно в шесть часов тридцать минут. Он всегда заводил внутренний будильник, вставал рано, независимо от планов на день и делал специальную гимнастику. Планов сегодня никаких не было, как, впрочем, и завтра до начала шестого. В воскресенье, в семнадцать десять, он должен быть в каморке у дежурной по центральному складу кладовщицы Маргариты. С Маргаритой он выкурит дефицитные болгарские сигареты «Шипка» без фильтра, из новой пачки. Пачку с оставшимися сигаретами презентует кладовщице, дождётся звонка с телефона-автомата от Кривцова, с которым условным языком обсудит подробности встречи в понедельник в парке.
Задание, которое экстренной шифротелеграммой поступило лично от руководителя восточного сектора полковника Майкла Норрела, оказалось на удивление простым. Получив от московского резидента, военного атташе посольства США, контакт с резидентом в городе С., завербованным в Берлине в конце войны, Хансен по фальшивому, но очень качественно изготовленному паспорту вылетел в Киев. Откуда, уже по другому, столь же качественному, паспорту, вылетел в город С., где получил уже третий комплект документов, выход на нужных людей и ключи от надежной конспиративной квартиры. На квартиру он, естественно, не пошёл, ничего надёжного здесь быть не может, поселился, как делал неоднократно, в пустующем доме. По соседству с ним жила пара официально не существующих в СССР клошаров, которые за бутылку водки и батон колбасы согласились присматривать за окрестностями. Уже через пару дней Хансен мог уверенно подтвердить выброс прототипа биологического оружия в семнадцатом военном городке. Оставалось только достать образцы биоматериалов и доставить в штаб-квартиру ЦРУ в Западном Берлине. С этой целью он передал местному антисоветскому активисту, инженеру Кривцову, две пробирки со специальным консервирующим составом. Заполнить пробирки выделениями от больных сибирской язвой должна была завтра, во время дежурства, приятельница Кривцова, медсестра инфекционного отделения. В понедельник в парке Кривцов передаст ему пробирки, и можно считать задание выполненным. За Кривцовым, конечно, следят, но это обычное явление: слежка за диссидентами. Вряд ли местной контрразведке удалось на короткой встрече в кинотеатре опознать в «контакте» Кривцова человека, выходившего в Москве на резидента ЦРУ. Сыскная машина неповоротлива. Но расслабляться нельзя. На случай провала и попытки ареста у Хансена был приготовлен для русских сюрприз. Из новейших разработок лабораторий ЦРУ.