***
Алекс был в офисе, когда зазвонил его мобильный телефон.
-Да, - он торопился, говорил резко и отрывочно.
-Руа? Это ты?
Алекс замер:
-Депутат Гимараэнш?
-Узнал? Хорошо… Я вот что хотел тебе сказать: человек ты неглупый, но у каждого бывают неудачи.
-Вы это о чем? – насторожился Алешандру.
-Да так… Я вчера видел дочь. Флор неплохо выглядит, она молодец, похожа на меня.
-И?… - подтолкнул депутата Алекс, так как тот замолчал.
-Насчет тех бумаг, того компромата, которым ты пытался меня запугать. Моя девочка принесла их мне, бумаги, я имею в виду.
Алешандру молчал.
-Ты молчишь? Удивлен? Напрасно. Все же, Флор умница, ты как думаешь?
-Да, она умница, - машинально повторил Алекс.
Депутат рассмеялся:
-Если хочешь чего-то добиться в жизни, выбирай нужных женщин. Ведь ты же когда-то нашел Режину? Что же сейчас-то так опростоволосился? Хотя, мне это на руку…
-Ты дурак, если думаешь, что это подлинники, это всего лишь копии, - вдруг сказал Алекс. Молчание, воцарившееся на другом конце, было очень красноречивым. – Зря ты все рассказал мне о Флор. Боюсь, что теперь она не сможет больше тебе ничем помочь. А бумаги хранятся не в Бразилии, даже не затрудняйся их искать. Прощай, - Алекс положил трубку.
***
Луиш Инасио в гневе колотил рукой по своему столу.
-Дура эта Норма! – крикнул депутат. - Это только копии! И я тоже хорош… Черт!
-Отец, - пробормотал Жуниор.
Он сидел напротив отца в кресле и, покусывая губы, смотрел на Гимараэнша-старшего, который в гневе бегал по своему кабинету. Вдруг депутат остановилося, повернулся к сыну:
-Но от Нормы все равно надо избавиться.
Жуниор пожал плечами:
-Да зачем, если все равно нам ничего не удалось?
-Затем, чтобы она не болтала. Рот-то ты ей не заткнешь другим способом! – в досаде кинул депутат. – Ну, Руа… Придется копать дальше, черт его дери! Черт, черт!
18.
1820 год
Благородная сеньорита, хранимая за темными шторами богатого дома, оберегаемая от всех ветров и самомалейших дуновений, приготовленная для принесения в жертву семейным богам, бежала под покровом ночи, спотыкаясь о корни растений и комья земли, к маленькому сараю, в котором был тот, который не просил и не ждал, но который был нужнее и ближе прочих. Волосы ее цеплялись за ветви, а руки были исцарапаны, но она не останавливалась. Она знала, что сегодня днем человек этот был опять наказан, и она видела, как управляющий Новаэс сломал об него свой кнут и как кровью окрасилась земля под его ногами. Она едва дождалась ночи, белая сеньорита, так было больно ее сердцу. Слезы и ненависть душили ее, и она заперлась в своей комнате, сказав всем, что у нее болит голова, хотя это было неправдой, ибо болела вовсе не голова сеньориты, а ее душа. Внизу кипела жизнь, отец и братья громко смеялись и беседовали, а она считала минуты в ожидании ночи. И вот теперь она неслась к нему. Она взяла только воду, чтобы омыть его раны и напоить его.
Глаза Семела открылись, стоило только ей вступить на порог. Он был один. Один наказанный. Все прочие были примерными рабами и не раздражали хозяина. Семел был совсем не примерным рабом.
-Ты? - с трудом произнес он. - Зачем ты пришла?
Эуджения опустилась перед ним на колени и ключом, который давно уже украла для такого случая, отворила кандалы. Семел тихо вздохнул, и в этом вздохе было столько облегчения, что она поняла - ее поступок единственно верный, что бы он ни говорил. Затем она напоила его и, обойдя его с другой стороны, обтерла его спину, которая вся была в крови и, наверное, сильно болела.
-Зачем ты это делаешь? - спросил он. – Ты только унижаешь себя...
-Что за глупости ты говоришь, Семел, - прошептала она с обидой.