— Я продолжаю возвращаться? — спрашивает он. Я знаю, ему, должно быть, тяжело, потому что, хотя он и отрицает это, я знаю, что когда-то давно он действительно заботился о ней и, возможно, заботился все эти годы, но сейчас это более чем в прошлом. — Или ты продолжаешь появляться? Есть разница, Ари. Чертовски большая разница.
— Нет, — говорит она, рыдания застревают у нее в горле. — Я сделала это, чтобы защитить тебя. Она собиралась уничтожить тебя. Ты бы слепо последовал за ней. Предполагалось, что я буду рядом с тобой. Мы собирались сделать это вместе. Мы собирались стать могущественнее, чем кто-либо другой, когда люди будут преклонять колени у моих ног.
Роман смеется и смотрит на меня.
— Почему бы тебе не показать ей, что Лукас Миллер сделал с тобой той ночью? — предлагает он.
Улыбка растягивается на моем лице, и я чувствую, как теплая дымка опускается внизу живота, зная, что Роман не хочет, чтобы я показывала ей свои шрамы. В конце концов, она их уже видела.
Я опускаю руку на бедро, и хватаюсь за нож, который лежит в тесной кобуре, совершенно не представляя, что случилось с тем, который Роман вложил мне прямо в ладонь. Я подхожу к ней, злое возбуждение переполняет мою грудь. Глаза Арианы широко раскрыты, и она смотрит на меня со страхом. Держу пари, Лукас в точности рассказал ей о своих планах, но даже в самых смелых мечтах она не ожидала, что все обернется против нее подобным образом.
Я скольжу взглядом по ее телу, вбирая в себя мили безупречной плоти, которую мне не терпится украсить, точно так же, как Лукас украсил мою. В ее глазах плещется яд — безмолвное послание, призывающее меня быть начеку, мол, если я пойду на это, моя жизнь не будет стоить того, чтобы жить. Но я не согласна. Если я не сведу эти счеты, я никогда не смогу жить с самой собой.
— С чего начать? — Размышляю я, беря кончик лезвия и нежно проводя им по ее коже. Лезвием прохожусь по ее руке и спускаюсь к руке, прижатой к двери. — Ты знаешь, что он сделал с моей рукой? — Спрашиваю я. — Я до сих пор прекрасно помню это. Как его лезвие впилось в мою кожу. Как жгло. Как я хотела умереть. — Затем без предупреждения я надавливаю на лезвие, позволяя ему пронзить ее плоть точно так же, как Лукас сделал это со мной.
Ее крики поглощают меня, давая мне жизнь и заставляя мою кровь бежать быстрее. Я выдергиваю лезвие и немедленно вонзаю его глубоко в ей в бедро, пока не чувствую ее кость под кончиком лезвия, прямо там, куда он вонзил его в меня, заново переживая воспоминания.
— Это, — киплю я. — Это то, что ты сделала со мной. Через что ты заставила меня пройти.
— ХВАТИТ, — рычит Джованни, когда его рука обвивается вокруг моей и швыряет меня на пол к его ногам, пистолет вываливается из-за пояса и отлетает по мраморным плиткам. Волки мгновенно обнажают зубы и крадутся вперед, взбешенные тем, что они видят.
Джованни поворачивается лицом к своим сыновьям, его взгляд скользит по волкам-защитникам и замечает, как все его сыновья подобрались ближе.
— Вы хотите сказать, что устраиваете это нелепое шоу только для нее? — выплевывает он, выставляя ногу и ударяя меня по ребрам. — Она ничто, и все же вы стоите здесь и позволяете ей калечить мою жену?
Маркус смеется.
— И все же в любой момент ты мог вмешаться и остановить ее сам. Ты мог бы избавить свою жену от всех этих унижений и боли. Черт возьми, ты мог бы даже освободить ее от ножа, пригвоздившего ее к двери, но ты этого не сделал. Каким мужем это тебя делает? Нет, — продолжает он. — Не отвечай на этот вопрос. Тот факт, что твоя жена посреди ночи гуляла по дайв-барам, встречаясь с таким мужчиной, как Лукас Миллер, отвечает на этот вопрос. Точно так же, как и тот факт, что твоя первая жена лежит мертвая в стеклянном гробу, разлагаясь на чердаке тюрьмы твоих сыновей.
— Следи за своим тоном, парень.
Леви смеется.
— Осторожнее, отец. Ты же не хочешь его разозлить. Ты же знаешь, каким становится Маркус, когда почувствует вкус крови. Остановить его будет почти невозможно, и, похоже, ты его следующая жертва.
Роман качает головой, протягивая руку, которая заставляет волков отступить.
— Нет, — говорит он, и медленная улыбка растягивается на его лице, когда он встречает пристальный взгляд отца. — Он мой. — Лицо Джованни вытягивается, когда трое его сыновей начинают подходить ближе. — Охранники и Ариана — это было просто для нашего развлечения, но ты, отец, ты — то, ради чего мы проделали весь этот путь.
— Ты запер нас на десять лет, — говорит Маркус, его тон понижается до ядовитого шепота. — Ты отнял у нас свободу. Ты приковал нас к гребаному замку, когда мы должны были процветать. Мы должны были прикончить тебя в ту ночь, когда Антонио прошептал тебе на ухо наш секрет. Мы были неправы, позволив этому продолжаться так долго, но Ариана нуждалась в нашей защите.