и весь куда-то вышел хоть кудаи вместо чуда пресная водачуть плещется наполненная сетьюв которой спит непойманный мертвецчто между ребер поместился веськак сложенное вдесятеро сердце
«на окне занавесок нет…»
на окне занавесок неттак и не собрались повеситьпоэтому рассветает прямо в лицо, как у следователя в кабинетеили в висок, если лежать на спине
она начинает день, то есть выходит под душвыносит из дома мысли о дедушке, одиночестве и работемашина скрипит колесами по невыспавшемуся льдуокаменевающему к субботе
рассветает напротив домдворник его мететсоскребает снег с набросанных как попало улицбольшие мягкие антициклоны обещали и не вернулисьсо своим заграничным теплом
у них николя саркози и такое делоподдерживать обстановку в парке и в дисней-ленддержать его руки в теплесвежего воздуха на голое телопотому что у старого президента встает апрель
и много еще кого баюкают антициклоныудерживая влюбленных рядом ладонь в ладоньну и что здесь – какая-то родина, боевые роботы, человекоклоны,зима, умирающий дедушка,бог с тобой
Мир спасает красоту
красота остается совсем однаи клянет себя дотемначто вот, дескать, румяна была, да натебе: вышла, вишь, не годнаи сидит у окна холодна, бледна,ни жива сидит, ни жена.а вокруг расцветает ее веснаи после еще одна.
так сидит она, как война страшна,корешок на пути зерна.словно снегом, болью занесенаили льдом полнаи не видит мира, что в ней до днаи хранит ее имена,и не знает, что расцветет весна,и с нею – еще одна.
«Глянцевая блондинка с матовым цветом лица…»
Глянцевая блондинка с матовым цветом лица,стройная красавица с миндалевидными ногтями,лучистой улыбкой и запахом дорогого тела;светский обозреватель двадцати с лишним летв десяти с лишним изданиях(правда, лишнего уже многовато),с забавной привычкой щуриться на сигаретный дым,с небрежной манерой вождения,с искусанными губами.
Разговаривает с друзьями бывшего любовника.Их четверо, приехали из Риги, не были полтора года;все изменилось, хотя не очень, хотя ты – больше всего.Он сам не приехал; не смог; много заказов, сплошные съемки.После пятой сигареты один из них кладет ей руку на плечо;после шестого коньяка ей кажется, что уже полночь.Она выросла и похорошела; они стали как будто младше.Все продолжается – «детка», потрепать по затылку, пересмеять друг друга.В шутку они считают ее зарплату – сначала в евро, потом – в латах.Потом никто уже не смеется.
Завтра утром они отправятся в свою страну,в его Ригу.Соберутся вместе в каком-нибудь кафе:как съездили, какие новости, как там все.Кто-нибудь не удержится и расскажет:зарплата в латах не умещается в воображениисетевого копирайтера рядового агентства,хватило бы на квартиру,высокие потолки, большая кухня.Миндалевидные ногти, матовый цвет лица.Много заказов, не смог приехать.Работал даже в выходные, на ветруплакал, пальцы примерзали к спуску;теперь вот сидит в кафе с друзьями, еще немного – и скажет:«А полтора года назад я ее трахал».И будет совершенно прав.
Одиссея
все меньше воздухапока она живая
от лета остается ничегогосподнего. что не зашил – оставилгде зашивать такие парусараспоротые наискось тугиебрюхатые прилипчивые плачутхватаются за руки волочась?
он наспех напоследок сын ли, дочьна вспаханной постели до рассветачтоб запахом его одета чтобхоть запах был когда его не станети женщина остынет с головыдо ног теперь ничейная немая
все меньше воздуха как он идет кругомза солнцем краденным почти не остаетсяи ветром оскопленный парус внизна доски палубы и олово в грудистекает вниз и застывает глыбойон вытащить ее ножом рукой
пока она на дно его зоветее живот растет но он не знаети так его и этак на волнахбарашки розовеют на закатезакланные и месяц прыг из ноженночь опускает все живое вниз