Она всё поняла. Узрела то, что им движет, и в потоке мыслей своего демонического разума видела картины будущего, что всё это – только начало. Что Ыр лишь первый, кто спустя сотни, если не тысячи лет после угнетения и полного порабощения в безвольное стадо, пробудил в себе это древнее, лежащее за пределами инфернальных желаний и пламени удовольствий чувство.
Это пугало её до глубины естества. Перед глазами плыли картины фантазий, как люди снова и снова осваивают речь, язык жестов, письменность, формируют кланы, племена, большие общины. Как рождаются новые народы, и как низшая раса даёт отпор поработившим её пришельцам из разлома.
И во всём этом ими будет двигать не жажда к выживанию, не ненависть к угнетателям, не расовая неприязнь людей к демонам, а совершенно иное разгоравшееся в сердцах чувство, способное придать сил и вдохновить на немыслимые подвиги. То, чего они, демоны, опасаются превыше всего. Немыслимая сила, с которой было опасно связываться и очень сложно тягаться. То, что лежало за пределами инфернального рассудка и понимания мира.
Такой, как Ыр, будет ещё не один. Такой, что увидит в алтарной самке нечто большее, чем просто тело для плотских утех, инкубатор для размножения и средство утоления желаний. Его голод по ней шёл не из разума и не из фаллоса, это было иным могучим духовным началом, готовым перевернуть всё. И это будут ощущать не только мужчины, но и женщины, готовые на впечатляющие свершения ради неистового светлого чувства.
Сколько ни губи людей, всегда найдутся те, кто откроет в себе это желание сражаться ради чего-то. И как не отдаляй их друг от друга, хаотические переплетение безумной вариации событий обязательно сведут вместе тех, кому суждено восстать и рано или поздно – победить.
Он даже не знал её имени, а готов был умереть лишь ради её прикосновения, ради объятия, поцелуя, а совсем не за право животного обладания в низменных инстинктах и фантазиях воцарившегося разврата. Уйдёт он – на его место придут другие. И за этим было бы даже интересно понаблюдать, если б такой союз, такой эксперимент по выращиванию карманной цивилизации рабского вида, не сулил закат самой эре правления демонов.
На этом месте когда-то уже кипела жизнь, в которой племенами и семьями жили неандерталоподобные палеоантропы, уже имевшие в груди это чувство и привязанность к своим. Затем здесь возвеличился Элам, на смену ему пришла процветающая Мидия, развернулось великое Персидское царство, завоёванное полководцем рода Аргеадов, но вскоре отколовшееся в Аршакидскую Парфию, павшую, в свою очередь, под арабским завоеванием, и так раз за разом… Они, демоны, здесь такое же временное царство, как и древний «Монгольский период» этих мест. Люди столь часто захватывали друг друга, что, казалось, это никогда не кончится. А теперь они лишь окрепнут, вернут былое и продолжат отгрызать куски земли у кого угодно, будь то вторжение из иных миров или космическое узурпаторы. Их нрав не унять, и самая страшная война – всегда та, которая вспыхивает из-за этого самого чувства в груди…
Аштарта тряхнула уставшее пытаться дотянуться до неё тело человека, срывая из его рук опасный топор, павший на песок, широко раскрыла свой зубастый рот, как если бы изнутри её челюсти хищной невероятной пастью раскрывались не только вверх и вниз, но и растягиваясь по краям. И, притянув к себе тело удерживаемого трепыхавшегося человека, под его предсмертные крики неистового ужаса и истошный визг истерик отчаяния и печальной обречённости прикованной к алтарю скорбящей женщины, принялась пожирать Ыра, начиная с ног, перемалывая зубастым разверстым зевом его кости и мышцы.
Неистово вопящий в агонии мужчина был ещё жив, когда она добралась до его сердца. Но, даже поглотив его целиком в себя, демоница так и не ощутила ключа к скрывающимся тайнам человека. Её роду было никогда их не понять, как, может, и самим людям никогда не понять те или иные поступки и желания демонов.
- Ну, не реви, - через какое-то время, когда вокруг воцарилась тишина, прерываемая лишь разочарованными всхлипами лишённой надежды светловласой девушки, Аштарта направилась к ней, поглаживая пальцами по груди и животу, - Я приведу для тебя другого, столь же красивого и сильного.
Из её зубастой промежности алой змеёй вышел длиннющий язык, устремившийся к раздвинутым стопам алтарной девы, взбираясь всё выше, принявшись нагло и бесцеремонно стимулировать той половые органы, слегка проникая внутрь, исследуя с интересом девственную плеву, чья кровь была призвана обагрить сегодня этот алтарь в страстном соитии и стонах животного разврата.